Джо Аберкромби - Полмира

— Думаю, теперь мы знаем, кто такая Сумаэль.

— Так значит, это посольство Гетланда? — Сумаэль ткнула кусок покрытой плесенью штукатурки, он упал со стены и рассыпался по пыльным доскам. — У тебя глаз наметан на выгодные сделки.

— Я сын своей матери, — сказал Ярви. — Даже если она мне больше не мать. — В осыпающемся зале, где они ели, могло поместиться человек сорок, но большая часть команды сейчас ушла по своим делам, и теперь здесь гуляло гулкое эхо. — Чем ты тут занимаешься, Сумаэль?

— Кроме того, что ищу старых друзей? — Она откинулась на стуле и положила на сучковатый стол ногу в потертом сапоге, удивительно не подходящем к ее прекрасной одежде. — Я помогала своему дяде строить корабли для императрицы Теофоры, и так, одно за другое. К большому недовольству некоторых ее придворных, она сделала меня инспектором своего флота. — Прядь волос упала на ее лицо, она выпятила нижнюю губу и сдула ее.

— Ты всегда хорошо разбиралась в лодках. — Ральф лучезарно улыбался, глядя на нее, словно это его любимая дочь неожиданно вернулась домой. — И в том, как раздражать людей.

— Имперские корабли гнили в гавани Ругоры, ниже по побережью. Так случилось, что племянница императрицы Виалина обучалась там же. — Прядь волос снова упала, и она снова ее сдула. — Или пребывала в заключении, как посмотреть.

— В заключении? — спросил Бренд.

— В монаршей семье здесь не много доверия. — Сумаэль пожала плечами. — Но Виалина хотела разбираться во флоте. Она хочет разбираться во всем. Думаю, мы стали подругами. Когда Теофора заболела, и Виалину вызвали назад в Первый из Городов, она попросила меня отправиться с ней, и… — Она приподняла пальцем свою цепочку из глаз и со стуком отпустила. — Словно по волшебству я обнаружила, что я теперь советник императрицы Юга.

— Таланты всплывают наверх, — сказал Ральф.

— Как дерьмо, — проворчала Колючка.

Сумаэль ухмыльнулась в ответ.

— Значит, ты наверное плавучая.

Бренд засмеялся, Колючка злобно на него зыркнула, и он замолчал.

— Так ты теперь сидишь по правую руку от самой могущественной женщины в мире? — спросил Ральф, качая лысеющей головой.

— Но ни в коем случае не одна. — Та прядь снова упала, Сумаэль раздраженно дернулась и начала вытаскивать заколки из волос. — Там совет из дюжин человек, и большинство из них принадлежит герцогу Микедасу. Виалина может называться императрицей, но власть у него, и он не намерен делиться.

— С нами он ничем не поделился, — сказал Ярви.

— Я слышала. — Волосы черной вуалью упали на пол ее лица, один глаз блеснул. — По крайней мере вы ушли с головами на плечах.

— Как думаешь, мы сохраним их, если останемся? — спросил Ярви.

Сумаэль глянула на Колючку.

— Это зависит от того, насколько вы можете быть дипломатичными.

— Я могу быть дипломатичной, — прорычала Колючка.

Сумаэль лишь шире улыбнулась. Похоже, она была невосприимчивой к запугиванию.

— Ты напоминаешь мне капитана корабля, на котором мы с Ярви когда-то плавали.

Ярви разразился хохотом, как и Ральф, а Колючка из-за этого нахмурилась.

— Это было оскорбление или комплимент?

— Считай понемногу и того и другого. — Ярви наклонился вперед, положив локти на стол, и его иссохшая рука вцепилась в здоровую. — Сумаэль, Верховный Король готовится к войне. Кто знает, быть может война уже началась.

— Много ли у тебя союзников? — спросила она, собирая волосы обеими руками в узел.

— Меньше, чем нам нужно.

— Некоторые вещи не меняются, да, Ярви? — Сумаэль шустрыми пальцами воткнула заколки обратно. — Герцог не так одержим Единым Богом, как была Теофора, но несмотря на это он выполнит договоренности с Праматерью Вексен. Он может себе позволить выбирать победителя.

— Посмотрим, — сказал Ярви. — Мне нужно поговорить с императрицей.

Сумаэль надула щеки.

— Могу попытаться. Но не могу обещать больше, чем аудиенцию.

— Ты не должна мне ничего.

Она посмотрела ему в глаза, вставляя последнюю заколку. Драгоценный камень на ее конце сверкал.

— Это не вопрос долгов. Не между нами.

Ярви выглядел так, словно готов был рассмеяться или заплакать, и в конце концов откинулся назад и неровно вздохнул.

— Я думал, больше никогда тебя не увижу.

Сумаэль улыбнулась, в ту прореху показался белый зуб, и Бренд понял, что она начинает ему нравиться.

— И?

— Я рад, что ошибся.

— Как и я. — На ее лицо снова упала та прядь волос, на миг она нахмурилась, скосив глаза, и сдула ее обратно.

Надежды

Колючка проталкивалась через недовольную толпу, текущую в храм на молитву. Здесь было так много храмов, и народ валом валил в них, чтобы помолиться.

— Поклонение этому Единому Богу занимает много времени, — проворчал Бренд, пытаясь протащить сквозь толпу свои широкие плечи.

— У высоких богов и у малых богов есть свои дела, которыми они занимаются. И только Единый Бог похоже любит лезть в дела всех остальных.

— И колокола. — Бренд поморщился от очередного перезвона из белой башни прямо над ними. — Я не стану жаловаться, если больше никогда не услышу ни одного чертова колокола. — Он придвинулся ближе и зашептал. — Они хоронят мертвецов несожженными. Закапывают их. В землю. Несожженными.

Колючка хмуро посмотрела на разросшееся кладбище перед храмом, забитое шаткими, как зубы нищего, камнями с обозначениями. Под каждым, как она поняла, был гниющий труп. Сотни их. Тысячи. Погребальная яма с мертвецами прямо в городе.

От этой мысли ее бросило в дрожь, и она сжала мешочек, в котором хранились кости пальцев ее отца.

— Будь проклят этот город. — Хоть отец и любил говорить об этом месте, но она начинала его ненавидеть. Слишком большой, его размер подавлял. Слишком шумный, так что нормально не поразмыслишь. Слишком жаркий, всегда липкий и вонючий днем и ночью. Всюду мусор и мухи, гниль и попрошайки, и от этого кружилась голова. Так много людей, все проходили мимо, никто не знал друг друга, никто не хотел ничего друг от друга, кроме как выцарапать немного денег.

— Надо отправляться домой, — пробормотала она.

— Мы только прибыли.

— Это лучшее время, чтобы оставить место, которое ненавидишь.

— Ты все ненавидишь.

— Не все. — Она глянула вбок, заметила, как Бренд смотрит на нее, и снова почувствовала то покалывание в животе, когда он быстро отвел взгляд.

Оказалось, что в его арсенале есть не только озадаченный вид и беспомощный. Было у него и еще одно выражение лица, и теперь она замечала его постоянно. Его светлые глаза смотрели на нее из-под нескольких выбившихся прядей волос. Голодные, почти. Испуганные, почти. В тот день, когда они лежали, прижавшись друг к другу на земле, так плотно, было… что-то. Что-то, отчего кровь прилила к ее лицу, и не только к лицу. К животу, наверняка. И еще сильнее чуть ниже живота. Но сомнения толпились в ее голове, как верующие в своих храмах во время молитвы.