Князь Полоцкий. Том I - Николай Тихонов
Глава 16
– Боги нам благоволят! – громогласно заявил воевода Хвитсерк Харальдсон, оглядывая зелёные рощи оливковых деревьев и густой, поросший виноградником берег.
На флагмане Великого князя Киевского, огромного драккара на двадцать четыре рума, приставшего на Стэнском побережье, собрались почти все значимые военные вожди русов.
С воеводой Харальдсоном никто не собирался спорить. Да и как тут поспоришь, когда ещё со времён Великого князя Олега Вещего русам ни разу не удавалось подойти к Константинополю как близко. Боги благоволят Великому князю. Ромеи, до того искусные воители и полководцы, не могли оказать варварам никакого серьёзного сопротивления.
Союзные Киеву племена кочевников-печенегов, двигаясь совместно с основной флотилией русов, грабили богатые прибрежные селения, исправно снабжая союзников провиантом. Делалось это с понятной каждому степняку целью – когда Великий хан Киевский Игорь захватит Константинополь, город царей, заслуги печенегов не будут забыты.
– Только одно мне нравиться, – продолжал киевский воевода, – Где корабли ромейского императора? Почему его флот не даст нам бой?
Совсем скоро стала ясна причина столь лёгкого продвижения русов по землям византийской империи. Когда по приказу Великого князя на палубу драккара притащили нескольких знатных ромеев, изрядно потрепанных, в подтёках запёкшийся крови и порванной одежде, те в один голос поведали – основной флот ромеев, огненосные триеры, шустрые хеландии, громоздкие дромоны и иные суда сейчас находились у берегов италийской Сицилии, и отражали набеги сторонников пророка Мухаммеда, грозных и могучих восточных воинов, изрядно досаждавшие ромеям в далёкой Азии.
– Что за огненосные трэры? – с интересом поинтересовался у ромеев молодой княжич Руальд, сын Белоозерского князя Стемида, высокий белобрысый варяг. Они с ярлом Рёнгвальдом были примерно одного возраста, и быстро поладили, однако князь Полоцкий в этой паре, безусловно, главенствовал. С чем белоозерский княжич совсем не спорил.
Улеб, доверенный человек Великого князя, недовольно глянул на княжича, мол, куда вперёд старших лезешь, однако тот в ответ киевлянину лишь нагло ухмыльнулся. Тот побагровел, открыл рот чтобы осадить дерзкого княжича, но неождиданно заговорил Хвитсерк.
– Триеры, – поправил Руальда киевский воевода, – Я слышал о них во время своей службы у ромейского кесаря. Говорят, император великий одарённый, да такой, что смог подчинить своей воле пламя из долин огненных великанов Муспельхейма, и заковал то в железные трубы. На море, стоит только ромейским воинам навести трубу на вражеский корабль и сказать заветное слово – пламя вырывается из своей темницы и жгёт всё на своём пути. И не потушить то пламя, ни водой, не песком, и горит оно и на воде, и на суше.
– Больше слушай скоморошьи байки, воевода, – пренебрежительно махнул рукой Улеб, – Вот он, – кивок на ромея, дрожавшего от страха, – Явно что-то напутал. Каким бы великим одарённым не был этот кесарь, одному против пятидесяти тысяч ему не справиться! Верно я говорю, воеводы?
Другие князья солидно закивали. Рассказам ромея об огненосных машинах они не очень-то верили. Перед них глазами лежали беззащитные ромейские земли. Бери – не хочу!
Сами русы тоже не сидели на лодьях. Небольшими отрядами, всего по большой сотне воинов, они сходили на берег, совершали быстрые разбойничьи набеги на малые городки, укреплённые крепости, дальние монастыри, которые печенеги взять с наскока не смогли. Оно и понятно: на лошадях на стены не поскачешь, а осаду толковую степные воины делать не обучены.
Корабли русов потихоньку набивались богатым южным товаром, борта некоторых лодей уже по весла сидели в солёной морской воде, но каждый вождь знал – это не то, ради чего они пришли. Пускай вонючие печенеги набивают свои седельные сумы медью да дрянным серебром.
Там, в проливе Босфор, до которого осталось уже рукой подать, в бухте Золотой Рог, настоящее богатство – город кесарей, Константинополь. Там они возьмут настоящую добычу и приобретут настоящую славу!
В Босфоре их должны были встретить старые, дряхлые корабли, оставленные в Константинополе из-за своей непригодности к дальнему плаванью. Об этом поведали русам те же захваченные в плен знатные ромеи. Князь Игорь, узнав эту замечательную новость, обрадовался, воспрял духом. Он уже представлял себя непобедимым героем, сумевшим сделать то, что было не под силу бывшему Великому князю Киевскому Олегу Вещему – сесть на императорский трон.
Чуялось Игорю, великий город положит к его ногам несметные сокровища. Вот она, цель жизни – выполнить её, и умереть, вознёсшись в священном пламени костра в небесный Ирий, к другим бессмертным героям! Кто же мог знать, что воля Великого князя совсем скоро исполниться. Правда, не совсем так, как он себе представлял.
Патрикий Феофан, стоя на коленях, со слезами молился перед алтарём в Соборе Святой Софии. Он, потомственный аристократ, талантливый стратег и тактик, умелый одарённый, получивший лучшее образование из всех возможных, истово молился истинному Богу, прося даровать тому сил для победы над врагом.
Именно ему, патрикию Феофану, поручил император священной Византийской империи Роман Первый Лакапин защитить свой город от полчищ варваров-тавроскифов, грязных язычников, посланных в наказание ромеям за их тяжелые грехи.
Невыполнимая задача стояла перед патрикием. Разведчики-соглядатаи, посланные следять за россами, вскоре вернулись, и все как один подтвердили печальные вести – в Босфор движется огромная сила, почти тысяча варварских судов. В распоряжении патрикия было всего лишь полтора десятка древних ветхих хеландий, оставленных в городе для ремонта, не способных даже выдержать несильный шторм, но то что битву с противником, многократно превосходящих числом.
Феофан молился всю ночь, обливая слезами плиты храма, моля Бога даровать ромеям победу над врагом. Едва утреннее солнце показалось из-за горизонта, патрикий молча вытер слёзы, резко поднялся. Его тело, тело воина и одарённого мага, дышало силой и свежестью, несмотря на бессонную ночь, проведённую в молитвенном бдении.
Патрикий отряхнул богатый, шитый золотом плащ, и вышел из собора. Первые солнечные лучи заиграли, переливаясь по дорогому панцирю Феофана. Приняв из рук верного слуги коня, он махом взлетел в седло и галопом рванул в порт, к причалам, к своим судам.
Утром, одиннадцатого
