Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

Мы остановились в трактире «У трех медведей» некого гамбуржца Франца Бергмана, который в недавнем прошлом был капитаном парусного торгового судна, которое часто посещало Московию. Этот гамбургский трактир и постоялый двор Франца Бергмана нам порекомендовал капитан де ла Рунге, который встречался, дружил с этим немецким капитаном. Насколько я знал, маркиз Антуан де Монморанси тоже собирался останавливаться в этом же трактире, куда он предполагал прибыть денька через два-три. Мне с Агостино досталась плохонькую комнатушку, расположенная на чердаке постоялого двора.

Сейчас я стоял у окошка нашей лачуги, размышляя о том, что в моем распоряжении имеются всего лишь два дня, когда для удобнее всего было бы встретиться с Алексеем Васильевичем Макаровым, моим непосредственным начальником. Еще до появления в Гамбурге я в мысленно связался с доверенным дьяком своего начальника, которому сообщил название трактира, в котором собрался остановиться.

Однажды к нам, на чердак в лачугу к кучерам, зашел Бунга-Бунга. Он явно стеснялся сложившегося положения, когда он, простой мажордом, проживал в шикарной, хорошо протопленной комнате, а я, его непосредственный начальник и работодатель, ютился в чулане на чердаке. Тогда Бунга-Бунга осторожно у меня поинтересовался, как долго я еще собираюсь притворяться кучером.

— Тем более, что я полагаю, что все окружающие люди уже знают о том, кем же вы на самом деле являетесь?! — Добавил он в заключение.

— Кого ты имеешь в виду под словом «все»? — Сухо я спросил у своего мажордома.

Понимаете, мне совсем не хотелось бы, чтобы в тот момент, когда итак свое свободное время мне приходится рассчитывать по секундам, чтобы решить, когда и как встречаться с тем или иным человеком?! То мне придется еще дополнительно организовывать и проводить отдельную, никому не нужную операцию по прикрытию встречи со своим собственным начальником. Которая должна была состояться в самое ближайшее время. Хотя эта встреча была мне очень и очень была нужна, ради нее я появился в этом Гамбурге. Она стала бы первой встречей с моим непосредственным начальником после того, как я начал работать во Франции. Если сейчас мне раскрыться, широко заявить о том, кем на деле являюсь, то это непременно приведет к осложнению общей ситуации, а мне этого совершенно не хотелось бы!

Бунга-Бунга явно не ожидал того, что я могу так сильно на него окрыситься из-за какого-то своего и такого простенького вопроса, который он только что задал. Парень совершенно сконфузился, смешался и сильно засмущался, оказавшись в подобной ситуации. Он явно не знал, каким образом и в лучшую сторону изменить вдруг испортившуюся ситуацию со своим работодателем. Пришлось мне в нескольких словах ему разъяснять свое положение:

— Ты, Бунга-Бунга, занимайся своими вопросами, а я буду заниматься своими непосредственными делами! Ты разыскивай нашего капитана пирата, потребуй от него финансового до сантима отчета, а потом этот отчет предоставишь на утверждением мне и маркизу де Монморанси, который вскоре прибудет и остановится на этом же постоялом дворе. Так, что, Бунга-Бунга, у тебя есть немало вопросов, которыми стоит заниматься! Да и прикажи своему протеже, этому итальянцу Джакомо поумерить свой пыл задиры и дуэлиста, два дня он должен себя вести тихо и мирно, в течение этих дней он не должен устраивать каких-либо драк, поножовщины на шпагах.

Сделав столь ценные указания, я выпроводил Агостино и Бунга-Бунга из комнатушки, решив немного подремать. Может быть, во время этой дремы и придет ожидаемый ответ из Санкт-Петербурга.

Он и пришел, но не из Санкт-Петербурга, а из самого Гамбурга, к этому времени господин Макаров со своей свитой государственных чиновников объявился в городе. Разместившись в гостинице, он тут же поинтересовался, в каком трактире Гамбурга я остановился. Алексей Васильевич попросил доверенного дьяка связаться со мной и мне передать информацию о том, что наша встреча состоится в одном из кабаков Русского подворья Гамбурга этим же вечером. В этом же сообщении мой начальник мне посоветовал одеться, как русскому купцу, чтобы особо не выделяться среди кабацкой публики.

Как я знал, на этом Русском подворье Гамбурга обычно останавливались московские купцы, не знавшие немецкого и других языков.

Получив информацию, я прямо-таки залучился от охватившего меня счастья. Наконец-то, я встречусь со своим непосредственным начальником, родным Алексеем Васильевичем Макаровым.

Когда я объявился, то простоватый парень с дубинкою в руках, стоявший сторожем у ворот Русского подворья Гамбурга, мне этой самой дубинкой строго пригрозил, сказав, что гамбургских бомжей в приличный дом не велено пускать!

Я сильно удивился этим словам сторожа, ведь, Алексей Васильевич, мой начальник, мне же строго-настрого наказал, чтобы на встречу с ним я бы приходил в простой русской одежде. С большим трудом, да и только при помощи Франца Бергмана, мне удалось раздобыть кое-какую русскую современную одежонку, а именно нижнюю рубаху, зипун, кафтан и холщовые порты, штанины которых я заправил в голенища красных юфтевых сапогов на высоком каблуке. Натянув на себя все эти отдельные предметы русской одежды и, подпоясавшись красным кушаком, я долго крутился перед хозяйским зеркалом. Переодеваться мне пришлось в комнате самого хозяина трактира, так как только в этой комнате имелось большое зеркало, в котором я смог увидеть всего само себя. Герр Франц Бергман оставил меня одного сразу же после того, как вернулся его слуга, который был отправлен в город для срочной закупки современной русской одежды. После долгого ношения тесной и неудобной французской одежды, я в новом костюме русского почувствовал себя вольготно и прекрасно.

А теперь, что же получается, когда я в одежде современного русского человека появился перед воротами Русского подворья, то меня обзывают каким-то гамбургским бомжем. Одним словом, да и к тому же моя русская душа лейб-гвардии капитана кавалергарда не выдержала подобного издевательства, я махнул кулаком, в дребезги разнес нос той дубине в образе человека, который сторожем стоял у ворот. А ему хоть бы что, эта дубина стоеросовая размахнулась в ответ своей дубиной, с такой ленивой оттяжкой ею проехался по моим офицерским плечам.

Такой удар был унизителен для лейб-гвардии офицера его величества, тогда мне пришлось, как дворянский ответ на вызов простолюдина, коленкой пройтись по интимному месту своего противника. Тот взвыл нечеловеческим голосом, а ему на помощь уже стала подбегать поднятая по тревоге рота русских солдат. Те, особо не разбираясь, кто есть кто, как они за чаркой водки признавались мне позже в том, что немецкого языка тогда они не знали, поэтому им пришлось, действуя ретиво, выбивать из меня прикладами своих ружей пыль и грязь, заодно и душу.