Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

Пришлось мне вспомнить о старом друге, мосье Слюсаре, этот демон преисподней мог бы привести в сознание молодого мафиози, тогда тот сможет привезти мне еще одну бутылку этого проклятого французского коньяка. Но мосье Слюсар только что отключился от всякой связи из-за того, что в его покоях внезапно появилась мадам де Ментенон. Они вдвоем уединились в тишине спальни, чтобы вместе помолиться господу богу. В мысленном диапазоне я прилагал бешеные усилия для того, чтобы Джакомо привести в рабочее состояние, одновременно поддерживая беседу со своим руководителем, Алексеем Васильевичем Макаровым.

Мы с ним говорили о проделанной мною за рубежом работе, о конкретных шагах по нашему проникновению во властные структуры Франции. Начальник, в принципе, одобрил мною работу. В чем-то он согласился с моим мнением по поводу того, что политика это грязное дело. Но в тоже время подчеркнул и значение наших усилий, направленных на то, чтобы наша держава могла бы подняться с колен, выпрямиться во весь свой рост, занять положенное ей место в нынешнем европейском сообществе. Его превосходительство личный секретарь нашего государя Алексей Макаров особо подчеркнул необходимость нашей подрывной борьбы с империалистическими устремлениями Великобритании и Франции.

Моими основными задачами на период пребывания во Франции стали, я должен был всячески способствовать завершению Северной войны, бороться с проявлением гегемонизма во внешней политики Великобритании и Франции. До приезда нашего государя во Францию я должен был создать разветвленную агентурную сеть на территории этого европейского государства, чтобы способствовать развитию и укреплению взаимовыгодных для обоих государств торговых отношений.

Когда Алексей Васильевич говорил о торговых отношениях, то он небрежным голосом упомянул о десяти процентах отчислений с прямой прибыли в ежегодном торговом обороте между Московией и Францией. Что же касается обмена творческими делегациями, то госсекретарь мне на ушко посоветовал, что в этом деле я могу многое обещать, дабы в Московию привлечь наилучших французских художников, архитекторов, но по прибытию в Санкт-Петербург мы им платить будем по разуму. Я не совсем понял этого его выражения «платить по разуму». Если речь зашла бы обо мне, то моя ежегодная зарплата в один миг бы разорила казну нашей Московии, какой тут может быть разум.

В тот момент, когда Алексей Васильевич заговорил о росте взаимопонимания между странами, наконец-то, появился Джакомо со своими наемниками. На наш стол он поставил бутылку французского бренди, а сам со своими парнями устроился в дальнем углу. У него было такое серьезное лицо с насупленными бровями, что я сразу же догадался о том, что сегодня на Русском подворье произойдет небольшая драка. Что французские итальянцы обязательно подерутся с русскими. Это же почувствовал и мой начальник, который моментально повеселел, он тут же превратился в моего давнего и хорошего московского друга, Лешку.

Первым делом Алексей Васильевич раскупорил бутылку, он долго вдыхал аромат коньяка. Подошел хозяин трактира и перед его превосходительством Макаровым выложил серебряный поднос с запеченным, только что из духовки поросенком.

Когда и эта бутылка опустела, то Джакомо подошел, чтобы выставить на наш стол еще одну бутылку бренди.

Глава 10

На третий день пребывания в Гамбурге какая-то беспокойная мысль разбудила меня среди ночи и не давала заснуть до утра. Я долго ворочался в постели, ну, вы же понимаете, что постель в лачужном номере постоялого дворе была не совсем такой, которую я имел в своем парижском особняке, поэтому и приходилось ворочаться в поисках наиболее подходящей позы для сна. К тому же мне все время под руки попадало какое-то тело, пристроившееся на самом краю моего лежбища, прятавшее под подушку свою голову. По рельефу этого тела было не трудно догадаться о том, что ее владелец женщина. Но, как бы я ни пытался вспомнить, что это за женщина, каким она образом попала ко мне в постель, так и смог ничего вспомнить.

Давненько у меня не было такой пустой головы, вероятно, еще со времен моей службы в лейб-гвардейском полку его величества, государя Петра Алексеевича. Последний раз мы, офицеры лейб-гвардейского полка, собрались, чтобы отпраздновать мою отвальную, это когда я собрался отваливать в Париж. На нашу офицерскую пирушку в узком кругу заявился сам государь Петр Алексеевич, который имел веселое настроение, с гостями, близкими ему людьми и еще на входе государь поинтересовался:

— Кого хороните мужики с такими скучными, мрачными и постными лицами? Мало анисовки что ли, господа лейб-гвардии офицеры, так это мы быстро исправим? Эй, Петька Толстой, сбегай за анисовкой, будем праздновать отправление Ваньки шпионом в Париж?! Да ты уж, Петька, заодно бы своих баб шпионских на вечеринку бы пригласил, а то они у тебя совсем уж придворными дамами стали, такими коварными! Напоят хорошего мужика и тут же от него требуют, чтобы он их замуж брал! Ну, Ванька, пока Петька за анисовкой бегает, давай выпьем «Кубок Великого Орла[19]» на брудершафт?!

Ну, я и выпил, а далее в моей голове поселилась одна тьма тьмущая!

Тогда, на следующее утро я тоже проснулся среди самой ночи и попервоначалу сообразить не мог, где я нахожусь и чего тут делаю?! Правда, тогда я от бабы воздержался, в постели у меня никого не было. Катька, только что объявленная женой государя Петра Алексеевича, весь вечер ко мне липла, то одним бедром коснется, то так наклонится, что все ее богатство на плечи мне вываливалось. Она и зевать нарочно начала, притворялась…, этим намекая мне, что нам, мол, баиньки пора отправляться. Но я-то уже хорошо знал, чем эти баиньки могут для меня закончиться, государь в этом вопросе был суров и непримирим, палач с топором и твоя голова долой с плеч. Поэтому я предпринял неимоверные усилия для того, чтобы в стельку напиться и, как мужик, в тот вечер не действенным оказаться.

Вот и сейчас голова-то у меня не болела, но сейчас в ней было трудно что-либо разумное разыскать, хотя бы одну стоящую мыслишку. Знал только одно, что я в данный момент нахожусь в немецком Гамбурге, а сейчас сплю, нет, не сплю, а мучаюсь в одном из номеров трактира и постоялого двора одновременно «У трех медведей». Дальше ничего не помню, одна только тьма тьмущая?!

— Дорогой, ты долго еще будешь еще по постели елозить? Если хочешь, то я могу тебе помочь от этой чесотки избавиться?! — Послышался нежный женский голос.

Я повернул голову в направлении этого голоса и остолбенел на минутку от увиденной красоты великой, явившейся перед моими глазами. У моей постели стояла девчонка лет двадцати — двадцати двух, она была обнажена и сложена так же, как греческая богиня Афродита. Видимо, в тот момент я выглядел не очень-то галантным кавалером, поэтому девчонка заговорила первой: