Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

— Бр-рр! Ну холодина, — поежилась я и тут же на плечи легло что-то мягкое, почти невесомое, но теплое. Гиз умудрился на ходу снять с себя рубашку из той самой странной серо-черной ткани и накинуть на меня. Сам киллер остался в такого же цвета нижней майке (Или это у него такой бронежилет был?) и ножнах с режущими предметами разной формы. Мягкие, незаметные прежде под рубашкой ремешки надежно охватывали его руки и торс.

— Надень, — почти заботливо посоветовал телохранитель.

— А ты? — помедлила я, почему-то смутившись.

— Я привычен и к жаре и к холоду, магева, одевайся, — практически приказал Гиз, и я охотно подчинилась.

Рубашка оказалась теплой, однако, вот странно, ничем уловимо не пахла, я специально сунула нос в воротник. Есть у меня пунктик. Всегда новые вещи не только меряю, но и нюхаю. Сразу стало очень интересно: это ткань такая специальная, без запаха, или организм у киллера такой специфический, не только устойчивый к перепадам температуры, но и ароматов лишенный в целях конспирации? Я покосилась на Гиза, невозмутимо с чуть ироничной привычной улыбкой на губах шествующего по тюремному коридору. Никакого дискомфорта от пребывания в застенках он не испытывал, а на тронутой загаром коже ни одной мурашки не проявилось. Наверное, малышки мускулов испугались. На бодибилдера Гиз никак не тянул, зато его костяк был надежно обтянут мышцами и сухожилиями. Такими специальными, не для красоты выращенными, а на выживание и максимально эффективное действие рассчитанными. Исключительно функциональными, как у Кейра. А все равно красиво было, я несколько мгновений разглядывала киллера, пока он не повернул чуток голову, перехватив мой взгляд. Что-то в его серо-голубых глазах полыхнуло непонятное, и я отвернулась.

— Эти духи проклятые или иная нежить всю голову замутили! Простите великодушно, почтенная магева, не подумал я, что прохладно тут у нас, — пробасил Кугмар, самолично, не доверяя паре коричневых стражников, открывая для нас дверь своего кабинета. Прохладно? Ну такому массиву высокой плотности, может и прохладно, ему и в Арктике голиком, небось, лишь чуток свежо покажется, а мне так откровенно холодно было, пока Гиз не спас!

В кабинете было малость теплее, чем в коридоре, и даже светлее. Тому и другому способствовала парочка узких распахнутых окон без штор, откуда как раз лился дневной свет. Стража осталась снаружи в качестве почетного караула.

— Ладно, не помру от переохлаждения, — отмахнулась я, присаживаясь в свободное кресло рядом с рабочим — полтора на четыре — столом начальника тюрьмы, заложенным кучей папок и свитков. Даже если Бдящий за этим столом не работал, видимость деятельности имитировалась весьма успешно. Гиз стал слева чуть сзади, ближе к стене, чтобы видеть окна, дверь и самого Кугмара, пес лег у ног справа с теми же целями. — А чего же у вас так душно везде?

— Окна узкие, двери заперты, откуда ж ветерку взяться, магева, — вздохнул всем телом мужчина, опускаясь в свое, небось, сделанное на заказ, крупногабаритное кресло. Точно на заказ, мебель даже не скрипнула под его тушей.

— Ветерку говоришь негде взяться? — почесала я нос. — Ну это мы еще поглядим. А пока займемся призраками. Для начала мне нужно помещение для работы. Скажи, у тебя тут рядышком потайной комнатки, чтоб передохнуть от забот не найдется?

— Да, за шкафом дверь. Вы утомлены? — в озабоченном недоумении приподнялись брови местного Паваротти, пошедшего отнюдь немузыкальной дорожкой.

— Нет, я в кабинете колдовать буду, а посторонним магию эту видеть и слышать не к чему, опасно для сохранения душевного здоровья. Вы мужчина крепкий, а все же лучше обождать неподалеку. Мало ли что…. Как все закончу, позову, — нахально выпроваживая хозяина, заявила я.

Тот даже спорить не стал, мячиком подскочил с кресла, как шило в филей засадили, и в два счета вымелся из помещения через тайную дверь. Так спешил, боялся, при нем начну действовать. Ох, как я люблю здешнюю суеверную опаску и почтение к магии!

Избавившись от свидетеля бескровным методом, я начертала рукой прямо перед собой руну воздуха, следом руну цели, чтобы поскорее до Фаля дозваться. Встала в театральную позу, раскинув руки над рунами, на случай если за нами кто подглядывать вздумал, и начала с торжественными завываниями, от которых, надеюсь, пробрало всех любителей приложить ушко не к той щелке, нести всякую ерунду. Дескать, заклинаю я здешних призраков упокоиться с миром, не тревожа более покой смертных (Блин, "покой", "упокоиться" — масло масляное получилось, ну ничего, главное интонация торжественная, а потому сойдет!). Время от времени мой прочувствованный монолог разбавлялся колдовской абракадаброй из детских книжек и сказок. Я даже сосчитала по-английски, по-французски, по-японски, не забывая вставлять в "заклинание" имя нашего маленького засланца Фаля. Кстати, руны Альгиз и Тейваз горели как мигалка в милицейской машине голубым и так же мерцали, отдаваясь щекоткой в ладонях, загораясь то сильнее, то слабее, обдавали то теплом, то холодом. Может, так локатор поиска на сильфа настраивался?

— Эйн, цвей, дрей, фирг, фюн, Фаль! О неупокоенные злобные, страдающие души, прикованные прошлым бытием своим к стенам Цвиранга, не ищите более отмщения! Эн, дю, труа! Абракадабра! Ингардиум левиоса! Алохомора! Фаль! Смиритесь, время ваше прошло, изыдите в иные сферы, ждущие вас! Пора!…

Нести всякую чушь было нетрудно, трудно было не сбиться и не заржать в голос, глядя на вихрь смешинок в глазах и кривящиеся в улыбке губы Гиза, но я мужественно крепилась пока, спустя буквально пять минут своих завываний, не услыхала радостный вопль, сопровождающийся соло на дуделочке:

— Оса!

— Довольно стенаний! Фаль! Страданиям вашим пришел конец! Вы свободны! Да падет священная тишина! — провозгласила я, мановением руки снимая прежнюю рунную комбинацию призыва и окружая нашу маленькую компанию, к которой присоединился влетевший в распахнутое окно дудочник сильф, перевернутой руной воздуха и звука. Теперь ничьи уши не смогли бы различить в кабинете Бдящего за Спокойствием ни шороха.

Малыш, полный радостных впечатлений от своей эскапады по наведению ужаса, плюхнулся мне на плечо, почти с сожалением вернул инструмент и аж засветился весь, выслушивая заслуженные похвалы своей партизанской подрывной деятельности.

— Я здорово на здешний люд страху нагнал! Мне так весело было, Оса! — без зазрения совести похвастался сильф. — Так смешно глядеть было, как они от меня шарахались, да дрожали, а настоящих духов-то и не видели.

— Настоящих духов? — настал мой черед серьезно насторожиться. Я тут со своими шуточками никому на больную мозоль не наступила?