Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

— Желаете еще что-нибудь, магева? — через некоторое время явно польщенный нашим аппетитом и громкими возгласами похвалы, к столу вновь подошел палач-трактирщик.

— Да вроде бы, пока еще еды хватает, — рассудила я, подкидывая опустошившему свой тазик с едой псу румяный пирожок. — Кстати, у нас там с собой пикали свежая, может, возьмешь кусок, чтоб нам ее дальше не волочь?

— Насколько свежая? — практично переспросил Винтас.

— Еще утром бегала и травку щипала, я тушу под заклятьем холода держу, так что мясо, ты не сомневайся, в дороге даже по нынешней погодке стухнуть не успело, — заверила я хозяина.

— Сколько просишь? — ничуть не смутившись магическими штучками заинтересовался предприимчивый мужчина.

"Да откуда я знаю, почем у вас тут сырое мясо диких рогаликов в урожайный год!" — мысленно возопила я. В качестве поддержки неподкованной в торговых вопросах магевы, вмешался в разговор Кейр:

— Нам в дорогу пятую часть готового дашь, лучше окорок, остальное тебе за труды.

— По рукам, — согласился трактирщик без препирательств.

Тут уж одно из трех: то ли Кейр стоящую сделку предложил, то ли спорить с магевой даже бывший палач не решился, то ли в собеседнике коллегу почуял, потому и уступил.

Мы — я с Винтасом считай бок о бок, сзади Гиз (блин, а в туалет они теперь с Кейром меня тоже в одиночку отпускать не станут?) — прошли к прикрытым лишь навесом для тени стойлам у "Плахи", где жевали сено и зерно кони. В трактире отлично кормили не только двуногих посетителей. Смирно стоял и с аппетитом кушал даже бывший разбойник, ныне ставший копытным. Откинув крышку вещевого короба у стойла Белки, я представила Винтасу охлажденную тушу. Тот потыкал пальцем, и спросил:

— Эй, почтенная магева, а заклятье свое ты с мясца снимешь или так его жарить прикажешь?

— Сниму, — я улыбнулась, живо вообразив противоборство руны льда и жара живого пламени. Посмотреть на процесс было бы любопытно, однако, глумиться над функцией рун у меня не было никакого желания. Я протянула руку к шкуре, где четко сиял льдистый росчерк Исы и стерла ее. — Готово! Забирай!

Винтас легко подхватил почти целую тушу. Да уж, видать, физическая форма нашего хозяина при кардинальной смене деятельности не пошла на убыль, опять же, мясцо сам разделать способен, на мясника не тратясь. Трактирщик собрался уже двинуть на кухню, когда со стороны площади послышался нарастающий шум колесного экипажа. Слишком темная и строгая, чтобы быть чем-нибудь кроме официального средства передвижения, карета с задернутыми коричневыми занавесками на окнах остановилась у дверей в "Плаху". С заднего откидного сидения соскочил невзрачный мужичок не то в мундире, не то в камзоле из более темного и явно менее дорого, чем занавески, сукна и, разбрызгивая от жары и усердия капельки пота, провозгласил:

— Славного дня, уважаемый Винтас, Бдящий за Спокойствием в стенах Цвиранга желает откушать наливки на косточках вишни и орешках крида. Увы, он слишком торопится, чтобы насладиться уютом вашего превосходного трактира и трапезой.

— Сейчас прикажу вынести, Кол, — спокойно отозвался бывший палач, без всякого подобострастия, и спросил у меня: — Свежего мяса к столу не желаете, магева?

— Вряд ли там найдется место еще для одной тарелки, — не без сожаления прикинула я.

— Магева? — мощный вопль, раздавшийся из кареты, заставил вздрогнуть нас и лошадей. Не натяни кучер вожжи, могли бы и понести. Даже Гиз напрягся, готовый прикрыть меня своей грудью, и сместился в пространстве, становясь между магевой и каретой с буйным неизвестным, готовый убивать в случае необходимости. Вот ведь бедолаге-ездоку башку как напекло.

Дверца распахнулась то ли от сильного рывка, то ли от пинка. Кол не успел даже выдвинуть лесенку-ступеньку, когда из кареты выпрыгнул, почти выкатился пузатый, начинающий лысеть человечище с аккуратной черной бородкой эспаньолкой. Брови ходили на лице его как лодочки в шторм, глаза лихорадочно сверкали. Я вылупилась на него ответно. Ну ни фига себе! Вот так номер! На вид мужик был вылитым Лучано Паваротти, рост, толщина, прическа, да и орал столь же изрядно.

— Магева! — человек-гора в коричневом, только более пышном, снабженном какими-то узкими нашивками-цепочками по рукавам и груди мундире, с поразительной живостью метнулся ко мне, продолжая мощно звучать: — Сам Гарнаг-защитник направил меня сюда! Хвала Справедливому! Я ведь не знал уж куда кинуться, где мага в Ланце сыскать.

— А вы собственно кто? — уточнила я, сильно сомневаясь, что по здешним краям разгуливает сам итальянский маэстро в новой инкарнации.

— Прошу прощения за мою бесцеремонность. Всему виной крайнее волнение, почтенная магева, — толстяк оставил попытки прорваться сквозь заслон Гиза к моему бренному телу и представился, повторяя частью речь Кола. — Бдящий за Спокойствием в стенах Цвиранга, Кугмар барон Умарский.

При слове Цвиранг человек театрально повел рукой в сторону тюрьмы и я, уже втайне радуясь исполнению своего коварного плана, сочла нужным сделать последнюю проверку:

— То есть вы — самый главный начальник в местной тюрьме, так?

— Именно так, почтенная магева, — просиял Кугмар, будто я ему о нежданном наследстве весть принесла, или не ждал такой выдающейся догадливости от мага женского полу.

"Значит тюремщик, а не певец", — чуть-чуть разочарованно установила я.

Пока толстяк, бурно жестикулируя, скакал вокруг меня, Винтас успел отнести мясо на кухню и прислать девушку с широким подносом, где уютно покоилось блюдо с пирожками и пузатый графинчик, рядом стояла предусмотрительно наполненная темной жидкостью стопочка.

Кугмар хватил рюмашку, крякнул, сцапал пирожок и куснул, заглотнув сразу целиком. Ухи и щеки мужика разом порозовели. Видно, косточки и орешки придавали необычайную крепость напитку, потребляемому представителем власти прямо в процессе исполнения служебных обязанностей, не взирая на температуру окружающего воздуха. Н-да, никакой трудовой дисциплины! Девица, одной рукой придерживая поднос, второй наполнила стопарик сызнова.

— Так зачем я вам понадобилась? Неужто какой-нибудь преступник за магию взялся? — с прежним вежливым интересом спросила я, испытывая невольную симпатию к громогласному типу за его сходство с великим певцом.

— Не дай, Гарнаг! Нет, почтенная, иная беда у нас стряслась, — при воспоминании о проблеме винный румянец почти сбежал с лица тюремного начальства, и он поежился, не смотря на летний полдень. — Не изволишь ли выслушать? — мужчина умудрился поклониться не без изящества в сторону от меня к карете, намекая на то, что общаться лучше подальше от посторонних глаз.