Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
У меня немного отлегло от сердца. Значит, Лиэр и штабные генералы узнают о плане в деталях — и, может быть, сумеют чем-то помочь. Или пришлют подкрепление. В конце концов, в войсках тоже есть некрокавалерия! Я вспомнила фарфорового генерала Эгли и его весёлый лихой тон… может, он пришлёт ещё людей.
Или ещё как-то поможет.
Почему-то я ему очень верила.
Когда мы закончили рисование, ко мне подошёл Майр и невероятно галантно, с каким-то бальным поклоном, предложил попрактиковаться в верховой езде. Разумеется, я согласилась — и правильно сделала: он был мастер и умел учить людей.
Я довольно быстро поняла, как правильно сидеть и как двигаться в седле вместе с лошадью, чтобы потом не болела спина. А Майр сказал Клаю:
— Иногда новичков на костяшках чем-то даже проще обучать, чем переучивать кадровых. Живая лошадь — совсем не то всё-таки… а человек привыкает, ему потом тяжело переламывать привычки, — и тут же крикнул фарфоровым, которые отрабатывали какие-то упражнения: — Сосредоточься на ней, Рин! Оставь шенкеля, думай! Мысленно не можешь — вслух говори, пока не привыкнешь!
— Не столько новичков, сколько некромантов, — сказал Клай самодовольно.
— Ну да, — согласился Майр. — Вы тоже легко ухватили суть. Может, и некромантов, конечно.
Когда время перевалило за полдень, а я начала понимать, что уже и съела бы хоть что-то, за мной прибежал Дорин, который, кажется, был здесь общим адъютантом или ординарцем.
— Леди Карла! — закричал он ещё издали. — Вас ждут к обеду! В смысле, живые!
— Поезжай верхом, — сказал Клай. — Дорин тебе покажет куда.
Но и сам пошёл следом, а я пустила костяшку шагом. Мы не торопясь добрались до места, и я узнала, где у них тут столовая. И увидела драконов.
Туда на обед собрались все живые, кто работал на этой секретной базе. Там были Барн и Авис, весёлый и толстый мэтр Динкл служил кашеваром — это он пёк те плюшки, а сегодня предлагал своим подопечным овощи с тушёной утятиной. И за парой столов расположились люди и драконы.
Они встали, чтобы со мной поздороваться, — а я присела как можно глубже: я почувствовала себя на дипломатическом приёме.
Драконы поражали воображение.
Ничего общего с медными птицами с юга не было в этих хмурых и жёстких парнях. Южане казались мне тонкокостными и лёгкими — северные драконы, высокие, плотные и мускулистые, выглядели куда тяжелее, и странно было представить, что и они летают. Южане в человеческом обличье отличались от людей только своими змеиными хвостами с шипом на конце — северяне никогда, даже в самой мирной обстановке, не становились людьми до конца. Медь южан впитывалась в их человеческие тела бесследно — серебро северян просачивалось сквозь них всегда. Их лица блестели металлом, серебряные волосы выглядели заиндевевшей сединой, а у глаз вовсе не было цвета — вернее, они были бледные, как морской лёд перед Новогодьем. Их настоящие драконьи хвосты покрывали шипы и жёсткая серебряная чешуя. Я ощущала Даром их внутренний жар, но внешне они казались холодными. Было в них что-то от древних вулканов, покрытых белыми шапками ледников.
Их повадки вообще ничем не напоминали цветистую южную вежливость. Суровые, немногословные ребята. Их было всего десять, а ощущение — что много. От них веяло мощью стихии даже сильнее, чем от южан. И вместо того чтобы смеяться и болтать, как наши или южане, они неторопливо ели, обмениваясь скупыми репликами.
— Привет, серебряные! Здорово, Экхильд! — самым дружеским тоном сказал Клай хмурому бородатому дракону.
— Привет и тебе, если хочешь, мёртвый братец, — ухмыльнулся бородатый.
И я не поняла: это он нагрубил Клаю — или у них впрямь такая вежливость.
Клай отодвинул мне стул, а мэтр Динкл поставил передо мной на стол поднос с роскошной сервировкой: не эмалированные миска и кружка, а настоящая фарфоровая тарелка и стеклянный стакан в подстаканнике, как в лучших провинциальных домах. Травник в стакане благоухал, как скошенный луг, но тушёная утятина — сильнее и лучше.
Ужасно хотелось мяса.
— Мы все тебе рады, тёмная леди, — сказал мне бородатый Экхильд. — Вы, прибережцы, приняли удар ада, остановили — мы ценим. Глядишь, до наших гор твари не доберутся.
— Если поможете удержать, — сказала я.
И принялась за еду: живые всё-таки должны есть хоть иногда.
— Они помогут, — сказал Клай. — Не сомневайся.
— Бойцов мало, — сказал дракон с бритой головой — мелкий ёжик волос напоминал жёсткую изморозь — и длинным шрамом через весь череп и скулу. — Привыкли к мирной жизни, раскисли. Дыхания ада не чуют, не верят… не хотят спуститься с гор. Глупо. И недальновидно.
— Спокойно в Междугорье, да? — спросила я, не удержалась.
— Король Людвиг сам в дела драконов не лезет и союзникам не даёт, — сказал Экхильд. — Особо тесных отношений с людьми нет, это правильно. В Святой Земле не так. Король Майгл драконов очень любит, всё время зовёт общаться, предлагает им то и сё… торговать, товары… человеческие женщины лезут…
— От человеческих женщин родятся бесплодные, — мрачно сказал бритый. — И человеческие цацки драконам ни к чему… а святоземельский клан того и гляди присягнёт королю… за вечный мир якобы… за барахло.
— А потом пойдут воевать за короля людей, — вступил юный дракон, красивый, как статуя из серебра. Глаза у него были неожиданно сапфирово-синие, редкого, странного цвета.
— Майгл Святоземельский, говорят, благой король, — сказал Авис. — Его предки же заключили с драконами договор…
— Говорят! — хмыкнул бритый. — Говорят, что Рандольф благой. Говорят, что ад — это такая игра, что это новейшее оружие, что это просто побрякушка. И про всеобщее братство говорят. Перелесцы одно время в предгорьях рыскали — и много кой-чего в этом роде болтали. И как вам эта благость, братья?
— Эральд Странник, говорят, был благой, — сказал Экхильд. — И кому от того легче? Ему в монастырь уйти хотелось под конец, я слышал, он до смерти устал, так его же дети и цеплялись: золото рекой текло, роскошь, везуха, урожайные годы… королевский Дар. И каково благому на троне? Эх…
— Ну, он ещё в юности, говорят, поклялся, что Святая Земля будет жить богато и спокойно, — сказал хмурый дракон с длинными волосами, собранными в средневековый пучок на затылке. — Он поклялся Богу людей и выполнил клятву, чего там! А уж сколько себе на этом крови попортил, что потерял и чем поступился — это уж… любая власть — грязное дело.
— Моя мать родом с Северных гор, люди, наверное, не знают, — сказал