Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

Он улыбнулся, но улыбка вышла неживая – все его мысли были об отце. Махнув рукой на прощание, Зимобор пошел к избе. Стоянка провожала его глазами.

– Ужас какой! – выдохнула она и сглотнула, вспомнив холодные твердые пальцы, с нечеловеческой силой сомкнувшиеся на горле.

– Ну и дура! – наставительно сказала ей баба, которая шла мимо с кринкой, но остановилась послушать. – Да ведь он теперь – наш князь! Он же – старший! А мать его знаешь, кто была? Такая же девка, как ты, из веси какой-то. Мне старый воевода Сваровит рассказывал, он туда с полюдьем заворачивал, там еще и теперь, поди, родичи ее живут. Так что смотри, еще князевой женой станешь! Подумаешь, придушили немного! Не насмерть же!

– Не хватало еще, чтобы насмерть…

Проходя через сени, Зимобор прислушивался, ожидая крика и вопля. Но Избрана, когда он вошел, молчала, только смотрела перед собой расширенными глазами и ломала пальцы крепко стиснутых рук. Ей полагалось бы причитать, но напряженная работа мысли заглушила скорбь. Тут же сидел, недоуменно моргая, растрепанный похмельный Буяр, кое-кто из челяди и кметей топтались по углам, ожидая, когда им хоть кто-нибудь скажет, что теперь делать. И даже у старших был растерянный и нерешительный вид.

– Ну, ты как? – Зимобор подошел к Избране, обнял ее и заглянул в лицо. – Держись, сестричка, ничего не поделаешь. Надо вам скорее к матери ехать.

Избрана как-то странно посмотрела на него, и Зимобор удивился, встретив напряженный взгляд сухих глаз.

– Весь лов испортил! – пробурчал себе под нос Буяр и потер лицо руками. До него, кажется, еще не дошло.

– Ты в своем уме? – прикрикнула на него Избрана. – Язык придержи!

– Да я про Беривоя! – скорее досадливо, чем виновато, пояснил Буяр. – Тоже, порадовал новостью!

– Так что же было, до зимы ждать? – ответил ему Зимобор, надеясь, что брат сам догадается, какие глупости несет. – Вы собирайтесь, что ли. Сегодня надо выехать.

– Очень умно! – раздраженно воскликнул Буяр, едва кто-то из кметей успел шевельнуться. – Что, с тремя лосями ехать? На страву поминальную не хватит! Мы ехали-то за мясом… а не за девками! – с досадой закончил он, припомнив Стоянку, которая опять досталась старшему.

– Мясо надо засолить, – заметила Избрана. – Без этого что же ехать?

Зимобор смотрел на нее в изумлении. В общем-то, она права, но он сейчас был не способен думать о каком-то мясе.

Избрану, если честно, лосятина тоже волновала в последнюю очередь. Больше всего ее заботило то, чтобы не дать Зимобору начать всем распоряжаться. Тот, кто сейчас поставит себя главным, потом уже не выпустит узды из рук, а тот, кто склонится, не разогнется уже никогда.

– Так что же, воевода будет нашего отца к дедам провожать, а мы по лесам гулять? – сказал Зимобор, надеясь вразумить брата и сестру.

– Там наша мать, – в свою очередь напомнила Избрана, и это прозвучало несколько угрожающе. Они с Буяром располагали могучим союзником в лице княгини, а Зимоборова материнская родня затерялась где-то в лесах.

– Вашей матери одной со всем не управиться. Смолянск без хозяина стоит.

– А ты в хозяева метишь? – с вызовом бросил Буяр.

– Вяз червленый… – начал Зимобор, но постарался взять себя в руки. Только не хватало сейчас начать пререкаться. – Вы что, оба белены тут поели?

– А ты чего за всех решаешь? – так же вызывающе продолжил Буяр и шагнул ближе к Зимобору. – Князь слово молвит, а мы, значит, все молчи! Не слишком ли торопишься?

– Я тороплюсь? – Зимобор сперва его не понял. – Ах, вот ты про что! Отец еще не погребен, а ты уже беспокоишься, как бы с лавки не спихнули? Ну, братец! Знал я, что ты не большого ума, но что настолько!

– Это я не большого ума? Да ты у себя в болоте распоряжайся…

– Замолчи! – резко крикнула на младшего брата Избрана. Как раз вовремя – Зимобор уже подумал было, не дать ли ему в челюсть, чтобы немного полежал спокойно и вспомнил, что старших надо уважать.

Буяр умолк – Избраны он немного побаивался. А она стояла, выпрямившись и сжав руки, только ноздри красивого тонкого носа слегка подрагивали. Буяр и правда умом не блещет – вовсе незачем ссориться со старшим братом так быстро и открыто.

Зимобор перевел взгляд с сестры на брата. Прежний мир разбился в мелкие черепки, и он не знал, как дальше быть. Им и раньше случалось ссориться, но никогда прежде у него не было ощущения такого непримиримого противостояния. Словно рухнуло нечто, скреплявшее семью, умер их общий отец – и все трое стали чужими друг другу.

Не найдя что сказать, Зимобор махнул рукой и вышел. Он с дружиной должен ехать, а эти двое, если не хотят, могут оставаться. Но он знал, что они не останутся и не позволят ему одному вернуться в город, где больше нет князя.

– Надо же… – вздохнул Русак, прислушиваясь к торопливым шагам Зимобора в сенях. – Только-только народ раздышал… Думали, теперь бы жить да радоваться… А вот поди ж ты…

– Все голодуха эта проклятая! – вздохнула старая нянька Избраны, сопровождавшая княжну. – Все она…

Два последних года выдались очень тяжелыми: хлеба едва хватало до Коляды, дальше спасали только дичь и рыба. Сколько-то зерна удавалось купить на юге, но трудно приходилось всем. Весной стало легче – помогали прокормиться дикие травы. Даже княжеские дети узнали вкус печеных корневищ камыша и рогоза, похлебок из сныти, подорожника, борщевика, спорыша и других зелий, хлеба из болотного белокрыльника. Из ила лесных озер вилами вытаскивали его толстые корневища, промывали, сушили на солнце или на печках, мололи, несколько раз заливали муку горячей водой, чтобы удалить горечь. Мучнистые корни белокрыльника, желтой кубышки, белой кувшинки заменили рожь и пшеницу. В горшках варились стебли, листья, корни – клевер и щавель, лук и козлобородник, крапива и лебеда, лопух и папоротник, скрипун-трава и дедовник, хвощ, ряска, пастушья сумка и звездчатка-мокрица, молодые побеги ракиты и сосны – оказалось, что есть можно все, если знать как. Как говорится, не то беда, когда во ржи лебеда, а то две беды, когда ни ржи, ни лебеды.

И вот когда зима наконец осталась позади и все живое воспрянуло, потянувшись навстречу жизни, эту новую жизнь роду смолянских князей придется начать с погребения…

Весь день занимались разделкой туш и засолкой мяса – никакая причина не могла бы заставить людей сейчас бросить еду, – и выехали под вечер. Плыли вниз по Днепру, свежий ветер позволил поставить паруса и помогал течению, так что ладьи неслись, как белые лебеди по небу. Только никто этой быстроте не радовался. С одной стороны, всем хотелось оказаться поскорее в городе, а с другой – страшно было увидеть его осиротевшим, и к завершению пути никто особо не стремился. Грести пока не требовалось, усталые кмети спали сидя, привалившись один к другому.