Аромат зла или психолог по принуждению - Добромуд Бродбент
— Что вы тут делаете? — раздался голос за моей спиной.
Я обернулась и замерла. На этот раз вовсе не из-за страха, а шока. По ту сторону стола стоял Его Светлейшество. Абсолютно голый! Ну, или одетый в длинные белые волосы, что ниспадали на его обнажённую грудь. Надо заметить, что его телосложение было очень приятным глазу: высокий, с идеальными пропорциями, он выглядел крайне эротично, хотя и бледноват кожей. Наши гляделки друг на друга затягивались.
— Почему вы голый? — спросила я, наконец, сообразив отвести глаза.
— Что-то ищете?
У нас что игра в вопросы без ответов?! Едва вслух не выдала, но чувство самосохранения вовремя подняло голову:
— Я…готовлю кабинет к приёму.
— Враньё!
— Ну, знаете, — ответила я, пытаясь сохранить спокойствие. — Когда тебя бросают в мир, где всё непонятно, хочется хоть что-то узнать, — непроизвольно посмотрев на него с удивлением отметила, что он уже одет в костюм зеленого оттенка. — Вы же сами предоставили мне кабинет. Мне правда надо подготовиться…
— Вот как? Тогда я буду первым. Приступайте!
Неожиданный поворот. К такому жизнь меня не готовила, но, стараясь сохранить видимость профессионализма предложила:
— Прошу, присаживайтесь.
Он послушно опустился на кушетку. Я уселась в кресло за столом. В голове царил хаос, я экстренно старалась придумать вопросы. Чтобы потянуть время взяла одну из принесённых с собой тетрадочек и, вооружившись пером, начала выводить буквы на бумаге.
— Для начала заполним вашу амбулаторную карту, — произнесла я, стараясь придать голосу уверенность. — Как ваше полное имя?
— Моё имя вам знать необязательно.
Мне явно не удавалось наладить контакт. И я понятия не имела, как на самом деле ведутся такие приёмы.
— Как же тогда быть?
— Если уж очень надо, то запишите меня как Его Светлейшество, — словно бы сжалился он.
— Вам нельзя называть своё имя? — предположила я.
— Скорее, вам нельзя его произносить, иначе я вас убью, — ответил он, будто речь шла о погоде.
— Хорошо, — пробормотала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
У объекта явно всё плохо с фантазией: все угрозы сводятся к убийству. И что-то мне подсказывало они совсем не пусты.
— Разрешите я проясню для себя один вопрос. Вы демон?
— Да. Непревзойдённый.
— Понятно, — сказала я, записывая это в тетрадь, чёрт его знает зачем. — А что это значит — " непревзойдённый»?
— Это значит, что никто не превзошёл меня.
Понятно, что ничего не понятно, подумала я, а вслух произнесла:
— Расскажите, что вас беспокоит?
— Вы же психолог, разве не должны сами это понять?
— Ну, обычно клиенты сами рассказывают о своих проблемах. Это помогает установить доверие.
— Доверие? — он засмеялся, довольно приятным смехом. — Доверие — это не моя сильная сторона.
— Тогда, может, начнём с чего-то простого? Например, как вы себя чувствуете?
— Меня дико раздражает, что вы капаете чернилами на мой стол.
Я посмотрела на перо, которое действительно оставило несколько чернильных пятен на идеально отполированной поверхности стола.
— О, простите, — сказала я, стараясь звучать максимально искренне. — Я не хотела.
— А я бы хотел, чтобы вы оставляли как можно меньше следов своей жизнедеятельности в моём кабинете.
Я почувствовала, как начинаю закипать. Словесная пощечина звучала так, будто я самолично наложила на его столе, будучи букашкой или таракашкой. И ведь не возразишь ничего — убьёт. Эту аксиому я уяснила.
— Постараюсь, — сквозь зубы процедила я. — Что ещё вас беспокоит?
— Скука. Очень сильная скука. Вы ужасно скучный человек. Даже подумываю, а не организовать ли мне пыточную с вашим участием для всех несогласных.
Чтобы он ни говорил, всё звучало одинаково ровно, без единой эмоции. Его голос, словно ледяной ветер, пробирался под кожу, оставляя за собой лишь холод. Я не могла понять, шутит он или угрожает. Это злило меня всё сильнее. Как может неинтересный и скучный человек вести за собой миллионы? Это задевало мою гордость. В голове мгновенно родился коварный план.
Один психолог считал, что любого человека можно влюбить в себя. Опустим, что мой подопытный не человек, но, если это сработает, я смогу им манипулировать. Я должна использовать все доступные мне методы.
— Выбирая из всех в мире кого бы вы пригласили на ужин? — спросила я с трудом сдерживая самодовольную улыбку.
— На обед? — переспросил он. Его глаза сверкнули, как два янтарных самоцвета. — Ну, знаете, я обычно не приглашаю…
— Но, если бы вы вдруг захотели кого-то пригласить, кто бы это был?
Он поднял бровь, его взгляд стал пронзительным. В этот момент я поняла, что, возможно, задела какую-то струну в его душе.
— Ну, возможно, я бы пригласил… вас.
— Меня? — переспросила я.
И сердце биться перестало. Не иначе, как в качестве обеда. Чем вообще питаются демоны?
— В будущем это обязательно случится, — добавил он.
Это звучало очень похоже на какое-то предсказание. По коже пробежал неприятный холодок, будто он знал что-то, что было мне неизвестно. Стало страшно, но надо продолжать. У нас ещё тридцать пять вопросов… Ведь безумие и отвага никогда не были моим девизом. А дальше меня вопросом за вопросом ждала неудача, хотя если посмотреть с другой стороны, я хоть что-то узнала о демонах. А с-третьей, что за ахинеей я занимаюсь?!
— Когда вы в последний раз пели наедине с собой?
— Я не пою.
— А для кого-то другого?
— Было что-то непонятно в первом ответе?
Я потёрла щёку, стараясь игнорировать угрозы.
— Если бы вы могли жить до девяноста и сохранить либо разум, либо тело тридцатилетнего в последние шестьдесят лет своей жизни, что бы вы выбрали?
— Мне больше шести тысяч лет, не нахожу вопрос актуальным.
— Какое ваше самое страшное воспоминание?
— Я видел, как мой мир был уничтожен.
— Расскажете поподробнее?
— Люди. Они живут в каждом из миров. И в каждом из них жаждут силы и власти. Они нашли проход в Лимбе в наш мир, чтобы подчинять нас себе и использовать нашу силу. Но рано или поздно всему приходит конец. За свободу нам пришлось заплатить слишком большую цену.
Вот как прикажете на это отвечать? Первый честный ответ, а я не знаю, что сказать. С горем пополам мы закончили с вопросами и короткими ответами к ним. Психолог из меня, конечно, так себе… Меня точно убьют. Я решительно встала:
— Осталось последнее. Мы должны четыре минуты посмотреть
