Елена Прудникова - Мост через огненную реку

Трепещущий свет факелов бросал причудливые колышущиеся тени на камни двора, и казалось, что распростертый на них человек шевелится. Однако прошло несколько бесконечно долгих секунд, а гвардеец даже не попытался встать. Бейсингем присел на корточки, поднял его рубашку, чтобы осмотреть рану. Та оказалась выше, чем он предполагал – крохотная дырочка чуть ниже левого соска, и маленькая струйка крови. Скверная рана. Сквернее не бывает.

«Но я же не хотел этого!» – беззвучно вскрикнул Энтони. И тут же внутри него отозвался знакомый насмешливый голос: «А чего ты хотел? Если чего другого, надо было извиниться, и дело с концом! А потом пойти к нему в гости…»

В самом деле, не хватало еще предаваться идиотскому самобичеванию над хладным трупом. Нет уж, что сделано, то сделано…

– Тони! Тони! – пробился к нему знакомый голос. – Что с ним? Он опасно ранен?

– Он не ранен, – выпрямился Бейсингем.

– Убит? – шепотом спросила Элизабет и, не дожидаясь ответа, коротко приказала: – Быстро за мной!

Энтони замялся: бежать было недостойно, а оставаться – глупо. Но его бесцеремонно дернули за руку, так, что он чуть не вскрикнул – тонкие твердые пальчики надавили как раз на свежую рану.

– Тебя здесь не было! – выдохнула королева, когда они вошли в боковую дверь. – Возвращайся в бальную залу и танцуй.

– Ничего не получится, – при тусклом свете освещавшей коридор закрытой лампы Энтони попытался осмотреть руку. – Я ранен.

– Сильно?

– Нет, но кровь не скроешь. Да и не хочу я прятаться. У нас быт честный поединок. Он меня оскорбил, я дал ему пощечину.

– Честный? Ты в своем уме?! Наши честные судьи будут обливаться слезами, но честно, по закону, упекут тебя в Тейн. Через год Леон тебя, может быть, помилует, но год ты просидишь, раньше вытащить тебя закон не позволит. А может быть, и не помилует: Гаэтано – его дружок. Понимаешь теперь, что ты натворил? – Она вытащила откуда-то крохотный кинжальчик и одним движением отрезала кусок нижней юбки. – Замотай руку, чтобы кровь не капала, и ступай за мной. И чтобы я больше ни слова не слышала ни о какой честности, пьяный бугай…

Такой Энтони королеву еще не видел. Вот тебе и нежный цветочек, белая роза Трогармарка… Пришлось повиноваться. Вслед за Элизабет он шел по неизвестным ему коридорам и переходам, пока внезапно не оказался в знакомом будуаре, а затем в спальне. Она кинула на кровать, поверх покрывала, сложенную в несколько раз простыню, велела Энтони раздеться и принялась за перевязку.

Рана была пустяковой, однако в голове слегка шумело, и комната перед глазами покачивалась – хотя последнее наверняка из-за вина. Чепуха. Несколько минут, и все пройдет. Элизабет вдруг, наклонившись, слизнула с руки Энтони капельку крови, подняла голову и беззвучно засмеялась.

– Все равно я рада! Ненавижу этого ублюдка! Это из-за него Леон… Ну да ладно! Ты решал свои дела, а заодно отомстил и за меня…

Она была невероятно соблазнительна, и, конечно, в самый раз было бы именно сейчас заняться любовью, наплевав на все – по крайней мере, любой мало-мальски уважающий себя герой романа именно так бы и поступил. Но Энтони не годился в герои романа – ему было не до того. Он пребывал в абсолютной растерянности. Если бы он был трезв, то, конечно, сообразил бы, что делать, но сложная смесь напитков улетучивалась слишком медленно.

– Я рад… – растерянно промолвил он. – Но как теперь быть?

– Для начала узнать, что творится во дворце. – Элизабет была по-прежнему полна энергии, случившееся, кажется, не на шутку обрадовало ее. – Надо узнать, не хватились ли Альтьери. Если нет, может быть, все еще можно скрыть. Потихоньку пошлем кого-нибудь к тебе за одеждой, вернешься в залу, и все будет в порядке. Попробуй, докажи, что ты дрался… А если его уже нашли… тогда я тебя спрячу так, что ни одна крыса не отыщет. А там будем думать. Пожалуй, все же Леон тебя помилует. Гаэтано мертв, а генерал Бейсингем Трогармарку нужен. В конце концов, дашь ему понять, что готов занять место Гаэтано…

– Что?! – Энтони вскочил так резко, что его качнуло. – И ты туда же?

– Ах вот из-за чего вы передрались? – она рассмеялась. – А о чем ты думал, когда надевал бирюзу? Ладно, не злись… Я же не сказала тебе: займешь его место. Просто намекнешь. А когда бумага будет подписана, кто тебя к чему принудит? Впрочем, все это потом! – оборвала сама себя Элизабет. – Сиди тут. В моей спальне тебя никто не найдет. А я пойду, узнаю, что и как…

Она скользнула за дверь, и Энтони остался один. Некоторое время он тупо наблюдал, как на неумело наложенной повязке расплывается кровавое пятно. Конечно, за дуэли не карали по всей строгости законов, но поединок один на один, во время бала в королевском дворце, да еще если твой противник – дружок короля… Нет, тут ссылкой не отделаешься. Судейские будут из кожи вон лезть, чтобы показать, что закон одинаков для всех, в расчете на королевское помилование, а король… король пожмет плечами и скажет: «Закон есть закон». И пока не случится какого-нибудь военного поражения, о нем и не вспомнят. Как был Терри прав, когда говорил про дороги судьбы! Сейчас самое подходящее для Энтони место – долина Рондо. Там его никто не найдет. Море, виноградники на горных склонах, крестьянские девушки…

Размышления о прелестях ориньянского побережья были прерваны самым неожиданным образом. Послышался легкий скрип открывающейся двери, но не с той стороны, куда ушла королева, а из дальнего угла. Энтони затравленно обернулся: драпировка в углу откинулась. В темном проеме меж складок золотистой парчи стоял король.

– Так… – сказал он, окидывая взглядом Бейсингема, окровавленные тряпки на постели, одежду на полу. – Так…

…Энтони молчал, глядя на короля… ну, если не как кролик на удава, то как попавший в капкан зверь на охотника. Собственно, он и быт зверем, попавшим в капкан.

– Так я и думал, – сухо сказал король. – Я знал, что рано или поздно ты доиграешься.

Энтони по-прежнему молчал. Оправдываться было противно, глупо и бессмысленно.

Король наклонился, собрал валявшуюся на полу одежду, взял шпагу Бейсингема, прихватил окровавленную простыню и коротко приказал:

– Ступай за мной.

Ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Леон направился в тот же угол, из которого вышел. За драпировкой оказалась маленькая дверца. «Супружеский ход королей», – понял Бейсингем. Покои монарха и его жены располагались в разных крыльях жилого помещения дворца, соединяясь между собой особым коридором, входить в который никто не смел. В кромешной тьме они спустились по винтовой лестнице, прошли длинным ровным проходом, потом вновь поднялись. «Запрет меня сейчас в этом коридоре…» – мелькнула дурацкая мысль и пропала, потому что послышался звук открываемой двери, впереди мелькнула полоска света, и Энтони, лишь на мгновение замешкавшись, шагнул вслед за своим провожатым в личную королевскую опочивальню.