Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
Ника понятливо кивнула:
— Мне Святослав рассказывал. Надо воевать, а тут всякие красоваться приезжают. И обязательно найдется осел из свиты или из корреспондентов, кто проболтается о маршруте, или хуже того, воспользуется походником, чтобы первым сообщить в газету сенсационный материал.
— Именно, — мрачно улыбнулась Тая, проникаясь к Орлову уважением. — В тот раз так и получилось. Мы из ППП всех убрали, кого можно и нельзя, но все равно на чьем-то фоне Кошкин должен был покрасоваться… Короче, я плохо потом помню. Кошкин приехал, защелкали фотоаппараты, а потом нас накрыло. Я очнулась под трупом — наш анестезиолог, еще совсем мальчишка с четвертого курса меда, меня прикрыл, а сам погиб. Кошкина закрыла собой охрана. И все. Тишина и трупы. И только магимпульсы еще синими молниями «бегают» от дерева к дереву… У Кошкина осколки в руке, в животе, в бедре… Идти и ползти не может, а тащить надо. До своих два километра было — земля сказала… Он орал, чтобы я его бросила, только ты же понимаешь, где бы я оказалась, если бы его послушала. И там же я оказалась бы, если бы притащила труп Кошкина, а не его самого. Выбора не было. Я и тащила. Он не забыл. Потом нашел — награда, букет, все как положено. После войны, когда я не знала, куда идти, он снова позаботился обо мне — пристроил в госпиталь, нашел жилье… До сих пор дружим. Не смотри так — мы действительно только дружим. Я луговушка. Этим все сказано.
Ника подалась к ней и стремительно обняла:
— Прости, мы с девочками такими идиотками себя выставили в «Анаконде». Прости.
Тая выскользнула из её объятий:
— Не стоит. Я пока подумаю и решу, как и к кому обратиться за помощью. Я обязательно посоветуюсь с тобой, хорошо? Ты, главное, не волнуйся — тебе нельзя. Я все решу. Если это все, то…
У Ники запел в кармане пальто походник, и она, извинившись, приняла звонок. Хороший повод для прощания. Тая встала и, помахав Нике, пошла прочь. Ей многое надо обдумать и обговорить с тем же Метелицей. Она достала свой походник и позвонила Гордею. Он говорил, что Зимовский и Орлов ждут освидетельствования, а это значит, что они в одном отделении содержатся. Глупо упускать такой шанс.
— …ты говорил о следственном эксперименте. Он связан с Зимовским?
— Да, Тая. Проблемы? Ты не хочешь с ним видеться?
— Я как раз рядом с патологией магмодификаций. И я бы хотела увидеть Орлова, если это возможно. Ты получаешь свой эксперимент прямо сегодня, а я Орлова — хочу убедиться, что с ним все хорошо.
И выяснить пути доступа к нему, на всякий случай.
— Эм… Неожиданно, но иного я от тебя не ожидал. — Тая так и представила, как он при этом потирает подбородок. — Хорошо. Жди у входа в приемный покой — я сейчас приду за тобой. Я как раз заканчиваю допрос Зимовского.
Следственный эксперимент не особо удивил Таю — Метелица прогнал её через душ и дезинфекцию, словно она готовилась к операции, а потом выдал ей чистую, абсолютно новую обувь и одежду: белье, джинсы на размер больше, чем нужно, и черный, мягкий, огромный свитер.
— Это чтобы ты не мерзла, — пояснил Метелица, разглядывая её, но при этом не прикасаясь. Сам он тоже был после душа — у него были мокрые волосы и незнакомый, неприятный запах.
Гордей повел её через несколько шлюзов с охраной в патологию магмодификаций для особо опасных видов, а оттуда в диагностику. Чума, отсюда Тае Орлова не вытащить.
Метелица открыл дверь в палату, больше напоминающую тюремную, и пропустил Таю вперед.
Зимовский, одетый в больничную пижаму, бледный и несколько синюшный от недосыпа, воспитанно поднялся с койки, на которой перед этим сидел и читал какие-то бумаги.
— Я привел, как и обещал, ваше сиятельство. Только прошу — без мелодрамы и криков.
Зимовский принялся шумно принюхиваться, а потом он отрицательно качнул головой:
— Нет. Я ничего не чувствую.
В нем словно невидимая пружина расслабилась — он мягко улыбнулся Тае и из его глаз пропала вечная ненависть и настороженность.
— Все в порядке. Я же говорил, что все дело в запахе.
— Больше ни слова. — Метелица указательным пальцем ткнул в камеры.
Тая на миг прикрыла глаза.
«Сегодня меня на подвиги больше не тянет»
«Я чувствую себя пубертатным мальчишкой»
«У вас новые духи?»
Дело не в человеческой природе, как говорила Ника.
Зимовского поймали на его нечеловеческую половину. Удивительно не вовремя. Таин секрет никуда не утек, это тайны Зимовского аукнулись.
Глава третья, в которой выясняются проблемы Зимовского с самомнением, но не с самообладанием
— Феромоны, да? — прошептала Тая уже в больничном парке, куда Метелица её привел. Молча привел и посадил на скамью. Сам сел рядом и не удержался, накинул ей на плечи свою куртку. Она была новой и Метелицей совсем не пахла — перестраховывается, боясь, что частицы феромонов могли оказаться на нем и его вещах.
А какая теперь предстоит уборка дома! Тая бы застонала, но Гордей мог понять не так. И гардероб менять полностью. И вся косметика на выброс. Понять бы, где неведомая тварь так умудрилась подловить Таю? В её комнату, которую она снимала в доходном доме, имели доступ хозяйка, горничная, прачка и черт его знает кто еще. И ботинки она купила новые перед поездкой. И… Как там говорит Зимовский? Мр-р-рак!
Тая бросила косой взгляд на замершего Метелицу. Он явно собирался с мыслями. Ему сейчас тоже не сахар. Кто его знает, что решит с Зимовским император. Метелица и за излишнюю ретивость может получить. Кто Тая и кто Зимовский. А Метелица между ними.
— Гордей?
Он заставил себя улыбнуться и тут же озабоченно потер подбородок, внимательно оглядываясь — даже тут он боялся, что их могли подслушать. Парк был пуст, только ветер игриво гонял по асфальту золотые листья.
Тая знала — в больнице каждое слово фиксируется, там везде камеры: не запишут само слово — прочитают по губам те, кому это нужно или просто любопытно. Почему про феромоны тайна — Тая не задумывалась. Она же не тайный советник, Метелице виднее. Главное, что она увидела палату Орлова, убедилась, что с ним все относительно хорошо — он лежал в искусственной коме на вентиляции легких, но оклемается, никуда не денется. Магмоды живучи — в этом-то и проблема. У них может отмереть вся кора, но
