Свора: Волчьей Тропой - Марк Адамов
Марадо нащупал подошвами плоский выступ и занял такую стойку, из которой смог бы ударить в любую из сторон, не запнувшись о каменную ступень.
— Просто верни филактерию, — потребовал он, протянув ладонь. — Ты даже не знаешь, что это, не сможешь её открыть.
— А мне… Мне и не надо! — Боррос округлил глаза и залился смехом безумца, поевшего неопознанных грибов под веткой. — Мне знаешь, сколько за неё заплатят? Знаешь, нет?! До-ху-я!
— Ничего тебе не заплатят, Боррос, — вздох Марадо прокатился по пещере и добрался до неосвещённых закутков, где не прекращалось едва различимое движение. — Потому что я заберу всё, что моё, и прихвачу чего побольше. За неудобства.
Вор рассмеялся ещё громче и хлопнул в ладоши с большого размаха. Тени пришли в движение, в глубине пещеры вспыхнули факелы. С десяток людей, облачённых в кожанки и старые кольчуги возник за спиной Борроса сжимающимся полумесяцем. Ножи, топоры, молоты с тяжёлыми головками — всё было готово к тому, чтобы наброситься на чужака и защитить воров из Олони.
— Я так и думал, что ты залезешь и сюда, — проговорил Боррос с оскалом. — Не стоило, Марадо. Мы за своих горой стоим.
Ему было плевать на этих долговязых лемийцев, их вспученные мускулы и жилы в покатых загорелых лбах, что бились пульсирующим гневом. Они не ровня ему — Хладу и чернённому клинку эти безымянные тени Олони не противопоставят ничего. Худшее, что могло случиться: Боррос бросится вглубь тоннелей, оттянет неизбежное возмездие.
— Давайте уже, — сказал Марадо с раздражением, пока Хлад расползался по конечностям.
Строй сельчан сомкнулся перед Борросом. Они вскинули оружие, ринулись в атаку. Тёмный клинок вспорхнул, готовый встретить недоумков.
Острая кромка срезала набалдашник молота, обратным движением рассекла перекосившееся лицо. Свистнуло топорище, готовое впиться между рёбер. Слишком медленно — Марадо оттокнулся левой ногой, принял весь вес правой. Сельчанин промахнулся и в ужасе округлил глаза, когда черный клинок взмыл над его головой.
Череп раскололся со смесью треска и влажного хлюпанья. Марадо отпихнул обмякшее тело ногой, тут же встретил выпад справа. Меч скрестился с топором, а краем глаза он видел, как сзади уже набегает молокосос с парой охотничьих ножей.
Марадо согнул колени. Пока правая нога держала весь его вес, правая с силой распрямилась. Получилось здорово: даже рёбра хрустнули под стальными набойками подошвы.
Рука с клинком распрямилась сама в тот же миг: даже смотреть не пришлось, как остриё прошивает горло сельчанина вместе с хребтом.
— Замри!
Голос — глубокий, отдающий весенним громом — разлетелся по пещере. Вдруг стало светло: вспыхнули один за другим врезанные в стены символы. Марадо ощутил силу, которая протянулась к нему от этих рун, сотканных из глубоких линий. Она сомкнулась на его ногах и запястьях тесными кандалами, обхватила живот, сдавила горло так сильно, что и вдохнуть нельзя было. Меч выскользнул из дрожащих пальцев и звякнул о камни.
— Замри! — повторил человек, и хватка магии стала сильнее.
Перелив теней скрывал его лицо. Марадо видел вытянутую фигуру, полы светлого плаща цвета сухой поросли, раскинутые крестом руки. Бессилие душило его, объединившись с кандалами мерцающих рун. Хлад вгрызся в грудину, требуя продолжения.
— Зря ты пришёл, — прошелестел Боррос из-за спин уцелевших сельчан, готовых обезглавить Марадо, едва вор закончит глумиться. — Это наша земля, это наши недра и наша сила. Смирись с этим.
Они этого не сделают. Им нельзя: убить его может лишь тот, кто подослал Борроса. Иначе — не откроется то, что сокрыто под плащом вора.
— Зря… — просипел Марадо, растянув губы в болезненной усмешке. — Зря ты не ушёл.
Он прикрыл глаза. Незримые линии протянулись от разума туда, где должна покоиться его душа. Пальцы коснулись Хлада, комка ледяных игл в груди, и Марадо воззвал к нему.
«Откройся, Хлад, — в ответ на призыв мороз захрустел заиндевевшими гранями. — Пурга.»
Буря выврвалась из-под кожи ослепительным заревом, видным одному лишь Марадо. Холодный порыв ударил по окружившим его бездарям, сковал их пальцы, ужалил ноги. Затаившийся рядом с Борросом колдун вздрогнул, когда иней проявился на его коже.
Кандалы магии поддались Хладу. Освобождённый Марадо вспорхнул над каменистым скатом пещеры и разрубил двух сельчан, что оказались на пути. И рыпнуться те не успели, прежде чем клинок вспорол их животы.
Строй смыкался с двух сторон в надежде закрыть брешь. Слишком медленно: и без того предсказуемые движения сковала Пурга, и теперь они казались Марадо всё равно что попытками станцевать под водой.
Колени мягко приняли его вес. Едва приземлившись, Марадо прокрутился на одной ноге. Бил не прицельно: скорее, надеялся отогнать настойчивых защитников Борроса. Ему не было дела до их жизней, но каждый стоил ему драгоценных мгновений, за которые вор ушёл бы дальше в тоннели под Рощей.
Дряблая плоть разошлась под клинком распоротым швом. Олончане прижали руки к животам в попытке запихнуть обратно хлынувшие через разрез внутренности. Марадо не дожидался пока они попадают.
Пурга несла его вглубь пещерной утробы, помогала лавировать между каменными выступами. Где-то за спиной остался колдун, скованный инеем. Впереди же шлёпали широкие подошвы Борроса. Всё ближе и ближе.
— Стоять!
Завеса Пурги истончилась. Марадо собрал остатки её энергии в один жгут, который накинул на Борроса. Вор взвизгнул, когда зябкие иглы пронзили колени, обожгли глаза. Задубевшее тело подвело его и завалилось вперёд.
— Дай-ка сюда, — Марадо потянул его за плечо и перевернул на спину.
— Кх-х, — только и смог сказать Боррос. Упал он на лицо, и от удара нижняя челюсть разломилась надвое. — Кх-х-х!
Марадо поморщился, уворачиваясь от брызг крови из разодранных губ. Он ударил Борроса в грудь и распрямил его руки, чтобы ничто не мешало рыскать под плащом вора. Улыбка сама вернулась на лицо, когда ладонь ощутила тяжесть находки.
Вытянутая, с острым кончиком — точно яйцо, отлитое из золота. Завитки неподвластных уму символов покрывали металл, а между ними пролегали глубокие бороздки. Марадо провёл по ним большим пальцем и ощутил биение магии такой же старой, как сами Земли, в толще золота.
Находка помещалась на ладони, и всё же оставалась такой же тяжёлой, как полный воды бурдюк. Тепло вдруг наполнило грудь, и даже отголоски Хлада в нём растворились, как последний весенний снег. Чувство было знакомым и неумолимо далёким одновременно: Марадо словно вернулся домой, пусть и оставался в глухом чреве пещеры.
— Имей в виду, Боррос, Маалит тебя очень крепко подставила, когда попросила украсть филактерию. Она отправила тебя на убой, — Марадо сел на вора, колени расставив по бокам от него, и занёс
