Франческа Хейг - Огненная проповедь

Еще было достаточно светло, чтобы разглядеть окрестности без факела, но все равно по узкой тропе мы передвигались очень медленно, морщась всякий раз, когда из-под ног с грохотом сыпались потревоженные камни.

Мы бы поняли, что впереди клеть, даже если бы над ней не кружилась тьма чаек: запах разносился соответствующий. На краю пирса стоял тростниковый контейнер с рыбными отходами. Когда мы подошли, чайки подняли такой гвалт, что я испугалась — а вдруг сюда сбежится вся деревня? Но в тот момент мне было почти наплевать: птицы взлетели, обнажив горку отбросов. Сморщившись, мы разгребли верхний слой, где раньше пировали чайки, чтобы добраться до нетронутых рыбешек, крошечных — некоторые размером с мизинец, — но достаточно плотных и не тухлых. Мы долго брели вдоль галечного берега, а когда отошли подальше от гавани, разожгли небольшой костер, чтобы приготовить добычу. Я наслаждалась каждым кусочком, вытаскивая застрявшие в зубах острые кости и облизывая жирные пальцы. В отблеске пламени лицо Кипа блеснуло серебром — несколько чешуек прилипли к щеке. Мы сидели, не отрывая глаз от накатывающих волн, разделенные маленькой кучкой рыбьих костей.

— Мы могли бы остаться здесь, — заметил Кип. — У нас была бы неплохая жизнь.

Я провела языком по зубам, проверяя, не пропустила ли застрявшую кость:

— Спать под скалой и тайком пробираться сюда вечерами погонять чаек в борьбе за объедки альф?

— Ну зачем же так? Можно пройти дальше вдоль побережья. Самим ловить рыбу. Построить домик.

Я покачала головой:

— Ты действительно веришь, что за нами не придут? — Я подумала о том, что никогда меня не отпускало: невидимый взгляд Исповедницы. И красные всадники на болоте, и избитая женщина, висящая в клетке. Они уже за нами пришли. — Или что омегам позволят жить в таком месте? Рыбачить? Даже если нас не отыщут люди Зака, нас наверняка изгонят, как и других.

Он бросил камешек в воду:

— Может, ты и права. Я хоть и не помню, каким был раньше, но помню, что это за мир. Хотя не помню, чтобы было так тяжело.

Я пожала плечами:

— Ты не виноват. С каждым годом в последнее время жизнь становилась тяжелее. Неизвестно, сколько времени ты провел в резервуаре. Подати взвинтили до непомерных только после нескольких лет засухи. Омегам запретили селиться по берегам еще позже: с тех пор, как в Синедрионе Воительница стала продвигать свои реформы. Принудительная регистрация и интернирование для меня такая же новость, как и для тебя.

Кип подбросил камешек, словно взвешивая.

— А как насчет другого места? — спросил он.

— Везде одно и то же. Похоже, сейчас даже на востоке.

— Я про другое место не здесь, а как в сказках рассказывают. Земля за морем. Думаешь, оно существует на самом деле? Место, где все по-другому?

Созерцая нескончаемое море, я не могла представить хоть что-то за его пределами.

— Возможно, когда-то и существовало, — я пожала плечами. — Но сейчас даже Остров кажется невозможно далеким. Нам в любом случае нужно добраться до Острова, отыскать омег из сопротивления и рассказать им то, что мы знаем.

— А что мы знаем? Мне иной раз кажется, мы так ничему и не научились с тех пор как сбежали из Уиндхема, разве что стали отличать съедобные грибы от поганок. Нам все еще ничего не известно ни про меня, ни про резервуары.

Я поняла его разочарование, но покачала головой:

— По-моему, мы знаем больше, чем думаем. Я размышляла о проектах, которые упоминал Зак в день моего побега. И о регистрации как способе отслеживать всех омег.

— Да, мы узнали многое. Но я по-прежнему не вижу в этом смысла, — сказал Кип. — Возможно, Зак сумасшедший, но не глупец. Альфам нет никакого резона подталкивать нас к голодной смерти. Даже учитывая беженцев, это абсурд и бессмыслица. — Тыльной стороной ладони он устало потер глаза. — Они продвигаются все дальше — шаг за шагом. Теперь издеваются над людьми, секут их, только чтобы донести сообщение. — Ему не нужно было озвучивать то, чего мы оба боялись. Этот гнет мы несли с тех пор, как увидели клетку, свисающую с виселицы — посыл, адресованный нам. Кип швырнул камень в воду. — Я уже вообще ничего в этом мире не понимаю.

Я тоже кинула голыш, не поднимая глаз:

— Ты винишь меня в том, что делает Зак?

Кип пожал плечами:

— Он засунул меня в бак, а ты вызволила, так что счет по очкам равный.

— А если серьезно?

Он посмотрел на меня:

— Я виню Зака. Ты решила, что вы с ним единое целое, но это не так. Что бы он ни задумал — это лишь его планы. Ты и твой брат — не одно и то же.

— А вот в этом он с тобой наверняка согласился бы. — Море тяжело вздохнуло, забрызгав нам ноги.

Я частенько думала о Заке — как он, чем занят, — хотя еще чаще мои мысли посещала Исповедница. Даже под сегодняшней полной луной, которая едва пошла на убыль, я будто наяву видела в ночном небе ищущую меня преследовательницу.

Той ночью мы сели в лодку. Было страшно отправляться в темноте, но луна светила все ярче и ярче. Мы осмотрели несколько внушительных судов с рыболовными катушками и сетями, сваленными на палубе, но в конце концов увели маленькую шлюпку. Мне казалось, что в открытом море безопаснее передвигаться на большой лодке, но, как сказал Кип, имея на двоих лишь три руки, мы не справились бы со снастями и мудреным переплетением канатов.

— В тебе не пробиваются морские познания? — рыская между лодками, спросила я полушутя.

Когда Кип признался, что в снастях понимает не больше моего, пришлось остановить выбор на маленькой красной шлюпке с двумя аккуратными длинными веслами, черпаком у руля и небольшим белым парусом, обернутым вокруг мачты.

— Полагаю, ты не сочтешь вот это достаточным основанием для освобождения от гребли? — спросил Кип, глядя на свой пустой левый рукав, спустившись с пирса ко мне в лодку.

— Угадал, — ответила я, отталкиваясь от пристани и сворачивая канат, который он отвязал от пирса. — Вообще-то мне следовало бы поручить весла тебе, так как я отвечаю за навигацию, но если мы не хотим плавать по кругу, полагаю, мне тоже придется грести. — Я бросила свернутую веревку на дно к ногам Кипа. — Но если поднимется ветер, попробуем установить парус.

— Ты б поосторожней со своими желаниями. Мне кажется, нашему суденышку лучше без ветра.

— Ага, посмотрим, как ты запоешь после часа на веслах.

Я выросла у реки и всегда любила воду, но океан ощущался по-другому: даже в тихую ночь океанские волны были более могучими и настойчивыми, чем любое речное течение.

Скрип, с которым наша шлюпка маневрировала, пробиваясь между другими лодками, казался мне оглушительным, но на ведущей с горы тропинке не загорелось ни одного огонька. Спустя несколько минут мы вышли из устья гавани, и волны стали еще выше. Я снова вспомнила Зака и реку — нашу игру, когда мы пускали вылущенные стручки по течению и глядели с моста, чей выиграет гонку. Сейчас мне казалось, что мы с Кипом сидим в одном из тех хрупких стручков, затерянном на большой воде.