Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

— Он умеет оставаться незаметным, потому что он — чудовище, — сказал Ив.

«Чудовище» было самым грандиозным определением из всех, какие сир Ив мог бы подобрать для Эсперанса. На самом деле тот был для мальчика одновременно и воспитателем, и кормилицей, и охранником, и источником сведений о мире, и учителем нравственных правил и даже наставником в грамоте. Но «чудовище» звучало лучше всего.

— Я хочу его увидеть, — сказал сир Ален.

Послали за Эсперансом. Он явился — очень пьяный; широкоскулая красная физиономия в каплях жидкого пота, глазки заплыли. А сир Ив смотрел на него с таким доверием, что сиру Алену, перехватившему взгляд сына, сделалось не по себе.

— Я Эсперанс, — провозгласило страшилище важным тоном.

— Как тебе удалось прожить в моем замке столько лет таким образом, что я тебя не замечал? — спросил сир Ален.

— Есть разные способы, — ответил Эсперанс.

Ален нахмурился, потер лоб, разгоняя морщины.

— И давно ты здесь, при моем сыне?

— С самого начала.

— Почему? — спросил сир Ален.

— Вы знаете ответ, — сказал Эсперанс. — Я любил даму Азенор и не захотел расставаться с ее сыном.

— Это мой сын! — закричал сир Ален.

Он упал на подушки и бессильно посмотрел на Эсперанса.

— Это ваш сын, сир Ален, в чем нет никаких сомнений, — согласился Эсперанс с полным равнодушием.

— Чему ты учил его?

— Всему понемногу, — охотно сказал Эсперанс, довольный тем, какой оборот принимает наконец разговор. — Думается, при необходимости он даже может сам построить катапульту! А еще — биться на мечах, ездить верхом, разбирать написанное в книгах и грамотах, правильно облекать мысли в слова на бретонском языке и говорить по-французски и по-английски — конечно, не все, а только самое главное…

— Например? — перебил капеллан.

Эсперанс живо повернулся к нему:

— Например — «принеси выпить», «убью», «иди сюда, красавица». Никогда ведь не предскажешь заранее, в какой стране придется произносить эти слова. Ведь известно, — продолжал Эсперанс задумчиво, — что язык благодати — это язык Моисея, то есть древнееврейский, а остальные — это языки смешения, которые возникли после падения башни Вавилонской. И языки смешения разделяются на языки «си», «ок» и «ойль» — по способу давать согласие на то или это, но все они сходны в слове «amor», что указывает на былое их единство… И уверяю вас, мой господин, — добавил бывший разбойник, обращаясь к сиру Алену, — что ваш сын и наследник сумеет объясниться с другом, врагом, слугой и женщиной на всех языках смешения достаточно внятно, чтобы всегда добиваться своего!

На краткий мир сеньор Ален пожалел о том, что никогда хорошенько не знал своего сына и позволил ему вырасти вдали от себя; но затем болезнь взяла верх, и он закрыл глаза.

— Ступайте, сир Ив, — велел капеллан, — ваш отец утомлен.

Мальчик вышел, а вслед за ним удалился и Эсперанс.

В тот же день капеллан написал письмо сиру Врану, брату покойной Азенор.

И в этом письме капеллан искренне поведал обо всем, чему сделался свидетелем.

«Господин наш сеньор Ален де Керморван приблизился к смертному порогу, — писал он. — Кашель разрывает его легкие, так что кровь выступает у него на губах. Рано или поздно вся грудь внутри у него лопнет, и тогда жизнь выйдет из него вместе с кровью. Мой господин ожидает смерти с мужеством, которое было всегда присуще ему на протяжении всех минувших лет. — Поначалу капеллану даже приходилось даже вытирать слезы, чтобы буквы не расплывались у него перед глазами, но затем он так увлекся процессом писания, что даже позабыл горевать. — Однако не только это печальное обстоятельство вынуждает меня обратиться к Вам. Сегодня при разговоре открылось, что все эти годы в замке Керморван обитал и, более того, постоянно находился при наследнике, сире Иве, некий человек по имени Эсперанс. Кажется, он бретонец, и при том самого подлого происхождения; первое следует из его выговора, второе — из обычая беспробудного пьянства. Он утверждает, что некоторое время находился в ордене святого Доминика, но затем покинул монастырь и устав, дабы на свободе предаваться грабежам и смертоубийствам. Однако хуже всего то, что он сумасшедший. Он забивает голову наследника глупыми побасенками, а тот, несомненно, верит всему услышанному, поскольку юность доверчива. Памятуя некий случай, когда сир Ив подпал под власть врага рода человеческого, следует быть особенно осторожными в отношении этого юноши.

Мы, остающиеся среди живых, обязаны позаботиться о будущем. И потому пишу к Вам с просьбой приехать как можно скорее и взять на себя дальнейшее воспитание наследника. Боюсь, этот мальчик погружен в мир бесполезных грез и мечтаний, внушенных ему плачевным пьяницей…»

Глава седьмая

ПРИЗРАКИ РЮСТЕФАНА

Добрый капеллан обеспокоился бы еще больше, будь он во всех подробностях осведомлен насчет того, какую именно науку проходит юный сир Ив под руководством своего наставника. Чтение книг с описанием рыцарских подвигов было лишь началом, подготовкой; главное же заключалось в ином.

Эсперанс кое-что слыхал о проклятии Керморванов и считал неправильным таить от мальчика некие опасные обстоятельства, связанные с историей его рода.

Как-то раз они бродили по берегу и слушали, как шумит прибой. Эсперансу чудилось, будто он различает в морском гуле голоса кричащих воинов, звон оружия, топот коней, а Ив думал совершенно о другом: море как будто переносило его в запредельные миры, где слышны были громовые раскаты, с которыми перемещаются по Вселенной звезды и одинокие планеты. Все они, как казалось Иву, плакали в пустоте и искали Землю, где все устроено совершенно иначе, нежели во всей остальной Вселенной, потому что только на Земле растет трава, и по ней движется вода, и еще там живут разные звери, но главное — там есть человек, способный вместить в себя и звезды, и воду, и животных, и даже других людей.

Неожиданно Эсперанс остановился и проговорил:

— Странное дело, сир Ив, здесь полным-полно воды, но нет поблизости ни одного спокойного водоема, чтобы рассмотреть в нем собственное лицо.

Они вместе задумались над этой странностью и некоторое время исследовали ее со всех сторон. Наконец Ив заметил:

— Если уж так устроено, чтобы поблизости не оказалось приспособления для разглядывания лиц, стало быть, это правильно, и мне совершенно незачем видеть себя со стороны. К тому же, — добавил мальчик, улыбаясь, — я всегда могу полюбоваться на свое отражение в твоих зрачках.