Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

— Так, да не так, — пробурчал Эсперанс, — потому что мои зрачки вам частенько лгут, сир Ив.

Ив удивился:

— Как могут мне лгать твои зрачки, Эсперанс, если сам ты никогда мне не лжешь?

— А это уж почем вам знать, лгу я или нет, — сказал Эсперанс, мрачнея, — потому как я и сам зачастую этого не знаю? А вот любя человека всегда лжешь ему глазами — это точно. Я вас вижу приукрашенным, сир Ив, удивительным, и красивым, и на диво умным, а еще мне сдается, что когда-нибудь из вас получится превосходный рыцарь. Но вряд ли это все — чистая правда. Наверняка в картину закрались искажения.

Ив хорошо знал своего друга и потому не обиделся на его слова. Вместо этого он погрузился в размышления над услышанным.

— Но мне хотелось бы узнать, каков я на самом деле, — сказал он наконец. — Особенно теперь, когда я понял, что не следует полагаться на мнение того, кто тебя любит.

И тут он споткнулся обо что-то, а наклонившись увидел торчащую из песка костяную рукоятку. Ив взялся за нее, и вот уже на свет явилось небольшое круглое зеркало, серебряное, отменно отполированное, с одной только большой царапиной посередине. Блестящий овал серебра был помещен в резную костяную рамку на костяной же рукоятке.

Вслед за зеркальцем потянулось длинное ожерелье бурых водорослей, застрявших в глубине влажного песка. Ив оборвал гирлянду и обтер зеркало о штаны.

— Вот и ответ, Эсперанс! — весело проговорил мальчик. — Море прислало нам зеркало, едва лишь услышало о моем желании рассмотреть себя хорошенечко.

Эсперанс насупился, но и он не мог отрицать того очевидного факта, что оба они сделались свидетелями важного знамения.

— А пренебрегать знамениями — значит, искушать судьбу, — заключил длинное рассуждение Эсперанс.

В ту пору оба, и воспитатель, и воспитанник, находили огромное наслаждение в долгих разговорах на какую-нибудь одну тему. Они разглядывали ее под всеми возможными углами, покуда самый предмет обсуждения не истончался до полного исчезновения и не делался изученным целиком и полностью — или, как выражался Эсперанс, «вдоль и поперек».

И только после завершения разговора Ив позволил себе взглянуть на собственное отражение.

То, что показало ему зеркало, весьма не понравилось молодому сеньору Керморвану. Лицо, заключенное в резную костяную рамочку, почти полностью повторяло форму удлиненного овала и заполняло зеркальце целиком. Кривая царапина рассекала его, точно уродливый шрам, начинаясь от переносицы и обрываясь сразу после губ, на подбородке. Возможно (если не считать шрама), это лицо идеально подходило бы какой-нибудь изнеженной девочке, но никак не юноше, наследнику проклятого рода Керморван. Для чего, в самом деле, будущему рыцарю капризная складка рта, пухлые брови и носик «уточкой»?

Огорченный, он опустил зеркало. И сразу же встретился взглядом с Эсперансом — тот рассматривал своего воспитанника исподлобья и с таким видом, будто встретил его впервые.

— Вы недовольны своим отражением? — осведомился Эсперанс. — Что ж, это еще не самое худшее, доложу я вам, мой господин.

— Да что же может быть хуже? — изумился мальчик. — Я готов выбросить это зеркало, лишь бы не видеть больше той гадкой физиономии, которая в нем отразилась.

— Вы еще ребенок, — проговорил Эсперанс. — Возможно, со временем кое-что изменится. Хотя, конечно, не нос. С носом ничего не поделаешь.

Сир Ив посмотрел на зеркало, которое держал в опущенной руке. Догадавшись о его мыслях, Эсперанс предостерег:

— Даже и не вздумайте выбрасывать его, сир Ив. Море обидится на вас за то, что вы отвергаете его дары. Подумать страшно, как долго лежало здесь это зеркало, дожидаясь, пока его подберут!

— Это просто зеркало, — проворчал сир Ив. — Да еще и с трещиной.

— Лично я склонен усматривать в его появлении некий вполне определенный знак, поданный нам не без цели, — упрямо настаивал Эсперанс. — И потому непременно желаю довести дело до конца.

— Я уж увидел, каков я на самом деле. Разве тебе этого мало? — не без горечи спросил мальчик.

— Мало? Мне? — Эсперанс пожал плечами. — Кто говорит обо мне? Речь идет о вас, мой господин, о том, кто вы такой. Помните, — тут Эсперанс присел на корточки и заглянул в лицо своему воспитаннику, как будто тот до сих пор оставался малым ребенком, — помните тот день, когда я назвал вам ваше имя? Вы помните, в каких выражениях я это сделал?

— Да, — без колебаний ответил сир Ив. — Ты сказал мне: «Вы — сир Ив де Керморван, и ваш род проклят».

Эсперанс с важностью кивнул. Эсперанс, в отличие от замкового капеллана, никогда не сомневался в том, что маленький ребенок способен понять и запомнить столь сложные и зловещие слова.

— Так оно и было, — подтвердил Эсперанс. — Я знаю о проклятии Керморванов больше, чем вы, а это несправедливо.

— Но ведь ты — чудовище, — сказал Ив. — Тебе надлежит знать подобные вещи.

— Я чудовище, но не проклят, — возразил Эсперанс. — Вы — человек, и при том один из лучших, зато вы прокляты. Ваши обстоятельства гораздо хуже моих.

Ив уселся на песок. Эсперанс молчал так долго, что Ив соскучился и принялся играть, возводя большие песчаные башни, а затем ломая их. Песок приятно льнул к ладоням и остужал их внутренний жар.

Молчать вместе они любили почти так же сильно, как и обсуждать различные, на первый взгляд незначительные, вещи.

Затем Эсперанс стремительно поднялся на ноги.

— Нынче ночью я покажу вам, как выглядит ваше проклятье, — сказал он.

И задрал вверх голову, с неудовольствием глянув на солнце, которое и не думало клониться к закату: застыло себе на одном месте и светило ровно и ясно.

— Хорошо. — Мальчик встретился с ним взглядом. Сир Ив выглядел сейчас таким доверчивым и хрупким, что у Эсперанса заныло сердце, однако он настрого приказал себе быть твердым и не сворачивать с пути.

— Думаю, там будет страшно, — добавил Эсперанс, пожевав губами.

— Хорошо, — повторил мальчик.

На том их прогулка и завершилась.

В одной из рыбацких деревушек имелся трактир, куда ходили отдыхать все окрестные жители. Не пренебрегали здешним обычаем и Эсперанс с сиром Ивом.

Мальчика в трактире хорошо знали. Можно сказать, он считался завсегдатаем наравне со взрослыми пьянчугами. В подобных местах это немалая честь. Что до Эсперанса, то хозяйка заведения души в нем не чаяла, да и прочие любители веселых напитков держали его за приятеля.

Трактир назывался «Иона и Кит». Его необъятная вывеска изображала, как нетрудно догадаться, гигантскую рыбу с разинутой пастью, куда падал вопящий от ужаса человек в рваных штанах. Штаны были порваны у него на заду, что вызывало град острот у клиентов, особенно когда те покидали трактир, изрядно нагрузившись.