Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
Но не Ричарда.
— Простите, мессир, — сказал Ричард. — У меня всё времени нет. Я неучёный, не светский… мне ж работать надо. Вы же небось знаете, что много работы у нас в Перелесье… грязной… вам, мессир Эрнст, наверное, и не по чину это дерьмище разгребать, а нам не привыкать. Только не мешайте.
— Да, — печально сказал Эрнст. — Работы много. Вы очень молоды, дорогой мой, многого не знаете… мне хотелось бы дать вам несколько добрых советов, если вы позволите.
— Вы, конечно, говорите, — сказал Ричард. — Это с вашей стороны очень даже любезно. Только вы ведь не ждёте же, чтоб я обязательно стал делать всё, что вы посоветуете?
Эрнст с печальной улыбкой развёл руками:
— Мы все свободны в выборе пути.
— Вот-вот, — кивнул Ричард. — И я говорю.
— Дорогой мой, — продолжал Эрнст, и мне уже сильно хотелось его прибить за это «дорогой мой», но то ли Ричард не понимал, как это звучит, то ли его просто не пробивало. — Вы, вероятно, не знаете, но Сумерки Перелесья с давних времён если и не служат короне прямо, то всячески ей содействуют. Между государем людей и Сумеречным Князем всегда существовала тайная связь…
— Я знаю, да, — сказал Ричард. — Мне Лангр рассказывал, что вы очень переживали, когда короля Ричарда Золотого Сокола прозевали… ну, то есть когда Дольф Некромант его убил. И с тех пор присматриваете за государями…
— Присматриваю? — Эрнст поднял бровь. Этакое глубокое печальное непонимание.
Ричард пожал плечами:
— Я ж не в дурном смысле. За благополучием, значит, присматриваете, чтоб с ними чего не вышло… Дело дворянское, ясно. Только как же вы таким манером государя Рандольфа так упустили?
— Упустил? — поразился Эрнст до глубины души.
— Ну, что он аду-то продался, — сказал Ричард просто. — Как же так, мессир Князь? Нет, вы не думайте, я понимаю: мы вот вам — так… серая скотинка. Вы таких небось сотнями считаете, а то — тысячами… тысячу туда, тысячу сюда, налоги там, рекруты, дело государственное. Деньги брать — это обыкновенно, да и солдат вроде меня на смерть посылать за короля — тоже обыкновенно, в общем… подданные — они подданные и есть. Но чтоб нами ад кормили — мы не согласные. Понимаете, мессир?
Эрнст сокрушённо покачал головой:
— Забудьте, дорогой мой. К вам вся эта суета уже не может иметь отношения. Вы уже часть Сумерек, в Сумерках другие возможности. И у вас другие возможности. Вы талантливый мальчик. Вы можете иметь такую власть, такое невероятное могущество, о котором при жизни и мечтать не могли. У вас ведь, очевидно, есть мечты?
— Конечно, — сказал Ричард. — Чтобы в Перелесье и духу ада не было. Ни самомалейшего. Чтобы люди не мучились. Как бы мне получить такие возможности, а, мессир Князь?
Эрнст вздохнул.
— Бедный мальчик, — сказал он с настоящей скорбью. — Эти несчастные смертные — всего лишь хворост в топке Вечности… их судьба — тяжело жить и мучительно умереть, мы в самом лучшем случае можем чуть скрасить им уход, что это изменит! Но именно сейчас, в это самое время, их смерти превратились в настоящую ценность… то, что вы зовёте адом — один из многих путей… и из многих миров, если хотите. Несколько иные боги. У каждого — своё божество, дело привычки…
— Нет уж, — сказал Ричард. — Мне иных не надо. У меня есть.
— И что он тебе дал? — Эрнст впервые усмехнулся, тень искренности промелькнула. — Ты в Вечность вошёл в шинельке этой… ничего для себя не приобрёл, ни власти, ни настоящих наслаждений не знаешь. Ты вообразил себя Князем Перелесским? Князья не бегают от зова к зову, они меняют мир…
— Вот я и меняю, — сказал Ричард. — И гончих этих ваших мы изведём. И жрунов этих паршивых изведём, сколько сможем. И прочую нечисть — сколько смогу, буду бить. Я солдат, моё дело — воевать… со злом. А зов, знаете, солдатика какого-нибудь раненого или ещё другого бедолаги мне дороже, чем всё это ваше… фальшивое. Дворцы эти придуманные, золото придуманное… Мы ведь на Меже, Князь Эрнст. Тут цацки-то никакой роли не играют.
— Тут чувства играют роль, — и Эрнст вдруг улыбнулся так ужасно, что мороз дёрнул меня вдоль спины. — Страсти. Любовь, ненависть, власть… Ты — маленький дурачок, Ричард, хоть и носишь королевское имя. Среди союзников есть такие, кто очень обрадуется твоей наивной душонке мальчика, который ещё воображает себя живым. Ты даже не представляешь, на пути каких сил стоишь. Они сдуют тебя, как пушинку с ладони.
Улыбнулся и Ричард.
— Эрнст, — сказал он весело, — переходи сюда. Я тебя убивать не буду, не попытаюсь даже. Я тебе только по мордам настучу, чтоб твои пижоны увидели, сколько у тебя силёнок на самом-то деле. Ты ж меня пугаешь, потому что сам боишься, я ж вижу…
И тут лицо Эрнста на миг превратилось в неописуемо кошмарную харю самой смерти. Я поняла: никакой он уже не вампир. В том смысле, что — не проводник и не вестник Промысла, а что-то совсем-совсем уже другое. Что вампир — это уже только маска, красивая привычная маска, а то, что под маской, уже давно выродилось в монстра.
Но он взял себя в руки.
— Отныне, бедный ребёнок, я не дам за твоё посмертие и ломаного гроша, — сказал он самым любезным и светским тоном.
И выкинул впрямь довольно эффектную штуку: зеркало вдруг раскалилось до адского белого жара — так, что обращённые Ричарда отшатнулись, закрывая ладонями глаза, — и сползло по стене на закопчённый пол каплями расплавленного олова, бронзы и стекла.
Я очнулась, всё ещё держа руку Ричарда в своей, а Клай держал обеими ладонями вторую.
— Чокнутое ты чудо, — сказал Клай ласково. — Совсем ненормальный парень.
— Угу, — кивнул Ричард и хихикнул. — А только из тех фазанов ярких, что за ним в зале стояли, ко мне четверо пришли в ту же ночь. Но остальные, ясное дело, начинают охоту. Такие дела вот.
— А где ты разместил такую армию? — спросил Клай. — Это у тебя, получается, считая присягнувших, ничего так клан…
— Мы с Райнором встретились как раз там, где сейчас линия фронта идёт, — сказал Ричард. — В Западных Чащах. Их отвели из Жемчужного Мола, он говорил, и теперь они с королевскими гренадерами как раз в самом жарком месте, пытаются наших, перелесцев, значит, выбить за границу. Обороняют
