Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый

— Почему он всё ещё жив⁈ — вскрикнул Волок и схватился за кинжал. — Если бы Аст Инобал убил сестру Койраноса Брухо, то давно бы умер в мучениях! Брухо бы истребили его род, сожгли бы его замки…

Он захлёбывался словами. Даже ярости нужно учиться.

Я приобнял его за плечо. Осторожно.

— Койранос Брухо? — пробасил Сперат. Он обладал феноменальной памятью, но с вот во взаимосвязях благородных семейств путался.

— Надменный щёголь из Таэна. Впрочем, его отец стал Регентом, — не отказал я себе в удовольствии уточнить.

— Да, мой сеньор. Я просто удивлён, что Волоку пришло на ум именно это имя.

Действительно, неожиданный пример. Я опустился на одно колено, поправил Волоку берет и заглянул в его глаза. Месть — не цель. Месть — это приправа. Она хороша, пока не становится единственным, что у тебя есть.

— Каждый день Фанго рассказывает мне о семье Инобал. Куда они вкладывают свое серебро, кого ненавидят, кто ненавидит их. Каждый день я решаю, куда ударить. Иногда мы пишем письма в города побережья с обещаниями и лестью. Иногда письма идут в замки к влиятельным родам с предгорий. Иногда, наоборот. А иногда — отправляем убийц.

Волок оживился, но я не дал ему слишком воодушевиться.

— Это не война. Так я бы действовал и с союзником. Я всё ещё думаю, как именно заставить Аста страдать по-настоящему. Но он уже стражает. С каждым моим успехом, с каждым шагом вперёд его страх растёт. Аст трус, Волок. Страх — это тоже пытка.

Он не понял.

— Помнишь смертоплёта в Лабиринте?

Он вздрогнул.

— Представь, что нас со Сператом рядом с тобой нет. А он — есть. И каждый день ты знаешь, что он стал ближе. Представь, каково это.

Я дал ему время прочувствовать, и продолжил:

— Аст видит этого смертоплёта каждый день. С моим лицом.

Он молчал.

— И именно поэтому мы здесь. Чтобы стать ещё на один шаг ближе к замку Балдгар. Говорят, он неприступен. А я ищу способ это изменить.

Теперь Волок смотрел с интересом.

— А что это за место?

— Красный Волок — это не просто пустыня, — начал я. — Это существо. Не живое и не мёртвое. Не до конца.

Сперат мне помог объяснить. В своей, несколько поэтичной манере:

— У него нет рук, нет ног, нет глаз. Его руки чудовища, что он создает. Ими он пытается защититься, но он слишком слаб, и потому их слишком мало, чтобы успеть везде. Этот мир чужд ему. Воздух ядовит, а наша магия слишком слаба, — продолжил Сперат. И, конечно же, не смог без лирики. — Посмотри вокруг. Ты видишь умирающего великана, у которого даже нет рта. Поэтому он кричит от боли молча. Так, должно быть, ещё больнее…

Реальность, из которой прибыл Красный Волок, была более магической, чем этот мир. Видимо, он не сразу это осознал. Когда он попал сюда, он был вынужден захлопнуть портал, оставив часть себя в этом мире — неполноценную, отрезанную, медленно умирающую. Это и есть то, что мы теперь называем Красным Волоком.

— Ты хочешь его убить? — прошептал Волок, как будто боясь, что тезка его услышит. И посмотрел на меня восторженно.

— Я стараюсь не убивать без причины, — хохотнул я. — Сначала я пытаюсь поговорить.

Волок нахмурился.

— И для этого мы дадим ему язык, — похлопал я пацана по плечу и пошел вперед.

Мы уже дошли до подходящего места. Выступающий валун прикрыл нас от моей свиты. А красный песок выглядел тут достаточно глубоким. Я внимательно осмотрелся, ища искажения в воздухе.

Следовало опасаться местную «фауну». Монстров. Красный Волок создал их, когда надеялся на выживание. Теперь их слишком мало, и он не может даже защищаться как следует. Он экономит силы, не создавая новых, а они не возрождаются. Он не бездумный желудок — Лилия упоминала, что с ним вполне можно сосуществовать. Даже взаимовыгодно. Если договориться. Лилия даже подробно рассказала, как с Красным Волоком можно «говорить». Для этого нам и потребовался узник. «Ненужный человек», как выразилось говорящее дерево.

Сперат уже бросил на землю жадносумку и начал её расстёгивать. Волок тоже оглядывался по сторонам, настороженно. Сперат распахнул клапан, залез внутрь рукой по самое плечо. Долго шарил там рукой, что-то нащупал, сделал резкое движение и из сумки вывалился человек — связанный, с кляпом во рту, весь в пыли, но живой. Сперат деловито вытащил кляп. Узник застонал, задёргался и, заметив небо над собой, заверещал. Вопль был таким, что я чуть не выхватил клинок. Даже машинально огляделся вокруг. Нет, узник верещал сам по себе. Так кричать трудно. Когда ты в своем уме. Это плохо — если он сошёл с ума, то это может все испортить.

Но через пару мгновений крик стал осмысленным. Он хрипел сорванным голосом и твердил:

— Я падал! Я всё падал! Почему не остановился? Почему не разбился? Сколько это длилось?

Сперат с Волоком уже начали рыть яму лопатами, которые он прихватил из поместья. Я об этой мелочи не подумал — но Сперат был со мной при разговоре с Лилией и проявил похвальную предусмотрительность. Поскольку мне лопатой махать недостойно, я подошёл к узнику, успокаивающе его придержал за плечо. Он всё ещё дрожал, но уже мог говорить.

— Расскажи мне свои ощущения, — я кивнул на жадносумку. — Как оно?

Он покачал головой. Лицо у него было перекошено страхом, но не от боли — от невозможности объяснить, что он пережил.

— Мне казалось… будто меня бросили в яму, и я лечу вниз. Не быстро. Но лечу. Без дна. И я знал, что не умру. Никогда. Только это падение…

Он замолчал, всхлипывая.

Я присел рядом и протёр пальцем виски.

— А сколько ты там пробыл?

Он снова покачал головой.

— Не знаю. Мне казалось — годы. Или только миг.

Я выпрямился. Сперат в это время отсчитывал Волока — тот слишком низко наклонился, и теперь стоял, приходя в себя.

— Он думает, что падал. Значит, не чувствовал ни тела, ни времени, — сказал я Сперату. — Как в чёрной дыре. Плотность такая, что даже свет не уходит. И всё, что попало внутрь, не выходит.

— Но он вышел, — пробурчал Волок, — значит, это не дыра.

— Да, — поспешно согласился я. Ляпнул термин из моего