Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Ха! — Северянка отвернулась. — На этой… ков-ми-с-ии… ты один говорил против меня. Говорил, что нельзя мне давать свободу. Что я опасная хитрая еретичка… Что я поклоняюсь кровавым богам, и несу у себя на плечах разлад и пагубу. Ты говорил что меня надо сжечь. А пепел развеять по ветру. И ты замолчал только когда заговорил старший жрец. Но даже потом ты с ним не согласился.
— Комиссия… Заседание малого совета курии… — Поджал губы ксендз. — Это было… политическое решение. Отец настоятель хотел угодить Его преосвященству. А Его преосвященство… идеалист. Идеалист и новатор. Он одержим идеей примирить все нации Подзимья. Это… Хорошее желание, но…
— Хорошее желание, да? — Великанша глухо рассмеялась. — Но ты ведь не остановился. Когда мы встретились с тобой, в том селе… Это ведь ты их тогда подбил, Ипполит. Громче всех кричал, что мы с Ллейдером мошенники. Что нас разыскивают по обвинению в обмане и воровстве. Что магут злокозненный насильник и убийца, а я дикарка, язычница, демонопоклонница и малефикра… малефрика… дикарка запнулась. В общем северная ведьма которую надо тащить на костер.
Спина священника напряглась. На худых, туго обтянутых кожей скулах худого лица заиграли желваки.
— Хотел бы я сказать, что я об этом жалею… — Устало вздохнул ксендз. — Хотел бы сказать, что я не знал, что официум уже дал вам индульгенцию. Что Найл цу Рейхан, властитель Дубовых лужиц уже отозвал розыскной ордер. А потом было уже слишком поздно что-то исправить…
— Но не скажешь. — Хмыкнула великанша и покосилась на ставшего действительно похожего на старого растрепанного ворона ксендза. — И вчера ты мне угрожал, что сделаешь то же самое. Я сначала до конца не поняла, только потом. Но теперь уже знаю ты мне угрожал. Почему я должна тебе доверять?
Стойко выдержавший взгляд северянки пастор криво усмехнулся.
— Когда я был еще послушником. Мой духовник часто говорил, что даже в иноверцах есть искра Создателя. Тогда я не понимал его слов. Теперь… У меня было много лет, но только этой ночью я смог об этом подумать. Серьезно подумать. И знаешь… я пришел к выводу, что доброе сердце и поступки могут перевесить сотни молитв.
— Ты это к чему? — Непонимающе нахмурилась северянка.
— Вчера ночью ты решила отдать этим крестьянам большую часть трофеев. Ты выиграла наш… спор, положила меня на лопатки по всем статьям… А потом взяла и отдала большую часть трофеев этим несчастным людям. Тогда я понял, что ты спорила не из-за денег. Не из-за жадности. Ты спорила со мной. — Пастор тяжело вздохнул. — Честно говоря, я такого не ожидал. Особенно от тебя. И я, — зябко передернув плечами ксендз шмыгнул покрасневшим от холода носом и грустно улыбнувшись покачал головой, — и тогда я почувствовал… раскаяние. Понял, что возможно я был не прав. Что я считал, что это ты носишься со своими обидами как скряга с золотой монеткой. Но я как бы увидел себя в зеркале и понял, что ставлю личные интересы выше блага людей. А это не угодно Создателю. И потому я здесь.
— Ипполит, это самое дурацкое объяснение, которое я слышала. — Проворчала дикарка и одернув полы набедренной повязки тяжело вздохнула. — Ну… почти. — Добавила она немного подумав.
Сложивший руки на колени пастор принялся с преувеличенным вниманием разглядывать носки торчащих из под рясы деревянных башмаков.
— Я совершил в своей жизни много ошибок, Сив. — Чуть слышно прошептал он наконец. — Пожалуй многовато для добропорядочного ксендза. Ты считаешь, что мной руководит жадность, злоба, ненависть к вашему народу или что-то еще, и да, ты имеешь право так думать.
Великанша, чуть прищурившись уставилась куда-то в пространство за спиной ксендза.
— Духи говорили, что ты ненавидишь меня из-за обиды. Старой обиды.
— Духи говорят… Подбородок священника чуть дрогнул. — Я тогда был еще совсем ребенком, Сив. Десять лет, может одиннадцать. Не помню. Год был не слишком удачный. Сейчас бы я сказал совсем неудачный. Урожай побили грозы. Мое село жило с продажи меда, но пасеку развалил медведь. Община конечно имела запасы но их было недостаточно, чтобы сытно прожить зиму. А потом, будто этого было мало, на местном кладбище начали находить разрытые могилы. А на дороге пропадать путники.
— Драугры? Мертвеходы? — Удивилась великанша. — На юге они тоже есть?
— Раньше были. — Губы пастора сжались в тонкую линию. — Но не ваши драугры. Просто мертвецы. Танцующие скелеты. Тотентанц…
— Никогда не слышала. — Покрутив головой женщина нахмурилась. — А зачем мертвецам танцевать?
— Мы обратились за помощью к сеньору но он лишь отмахнулся. — Еще больше ссутулился погрузившийся в воспоминания, ксендз. — Но на самом деле это не важно. Мой рассказ не о том. Да и не было никаких танцующих скелетов. Просто кто-то решил разрыть могилы, поискать золото и серебро в гробах. Нет… — Рот священника на несколько мгновений превратился в безгубую щель, кулаки сжались. — Речь не об этом. А о осенней ярмарке. Каждую осень в нашем поселке собирался торг. И иногда к нам приезжали ваганты. Вот и в тот раз… приехали. Они привезли диковинку. Северянина. Такого же как и ты. Из тех кого принято называть чистокровными. Здоровенный белокожий гигант огромными руками и лицом как дубовая колода. Он не знал языка и только рычал да дергал иногда прутья клетки.
— Он был в клетке? — В глазах великанши плеснул гнев.
— В клетке, в железном ошейнике и тяжелых кандалах. — Криво усмехнувшись кивнул Ипполит. — Но это не помогло. Мы были детьми. И конечно боялись страшного великана-людоеда с северных гор. Но это не мешало нам дразнить его… Помидор. Здесь такие не растут. Не вызревают. Кто-то бросил в него гнилой помидор. И тогда… Тогда он порвал кандалы. Сломал клетку.
— И что было дальше? — Немного подумав поинтересовалась дикарка.
Священник прикусил губу. По острому, морщинистому подбородку потекла тонкая струйка крови.
— Он был как дикий зверь. Кинулся в толпу и начал убивать. Разрывал людей голыми руками, вырвал из стены избы бревно и ударил им охранника обоза, перевернул фургон вагантов и метнул лошадь через половину площади. И каждый свой шаг… Это было… Это было ужасно, он похдил на волка в овчарне или на ласку в курятнике. Просто отрывал людям руки и ноги, вворачивал шеи и шел дальше… Его застрелили из арбалетов. Понадобилось не меньше дюжины стрел чтобы он ослаб, и еще дюжина чтобы его убить. Когда все кончилось… Все радовались, так будто в деревне случился праздник. Но потом… Хозяин цирка обратился в суд. — Кулаки Ипполита сжались так, что побелели костяшки. — И через седмицу
