Алексей Герасимов - Мерзкий старикашка

Так-то, обычно, тут целая толпа собирается поглазеть как князь с Большой Горы разбирает различные споры, но по раннему времени из праздных зевак еще никого не было - только несколько присутствующих по обязанности чиновников.

- Думалка у него отваливается. Они же, - я кивнул в сторону танцоров, - только сейчас вспомнили, что Тумил еще совсем ребенок, а поили его всю ночь как взрослого.

- Ну скажешь тоже, брат, как взрослого... - смущенным басом (таким, что слышно было на весь зал) пробормотал кто-то из танцоров. - Не больше чем по половине чарки плескали...

- Но ведь сейчас его законным опекуном являетесь вы... брат Прашнартра? - обратился ко мне Хурам. - Что вы скажете по предъявленным обвинениям?

- Лично у меня тут сомнений нет, князь-наместник. Смотритель корреры знал о том, насколько опасен бык Черныш, и обоснованно рассчитывал на гибель Тумила, преследуя этим разом две цели: повысить сбор за просмотр представления, и окончательно посрамить архипастыря Тампуранка, коий давно уже добивается проведения торжественной службы перед началом танца с быками. - я вздохнул. - Но верно и иное. Тумил из Старой Башни знал, что последним выставляют самого матерого зверя, и рисковал своей жизнью на танцовище совершенно добровольно. С учетом всего этого, единственное обвинение, которое не составит труда доказать в отношении смотрителя и бывшего главы гильдии, это обвинение в преступном небрежении жизнью танцующего, которого они не уведомили о полной мере опасности, что могло повлечь, но не повлекло, гибель юноши. Не знаю, как закон предписывает поступать в этом случае с гражданскими, а среди воинов положено допустившего такой проступок командира отстранять от чина, с лишением права занимать командирские должности в течение трех лет.

- Смотритель корреры - должность выборная. - князь покосился на приободренного моей речью обвиняемого. - Отстранить его не в моей власти. Городской совет гильдий, конечно, прислушивается к моим рекомендациям...

- Тогда, возможно, я предложу выход, который не только позволит обойтись без обращения в совет, но и даст всем участникам конфликта сохранить в данной ситуации лицо.

- Воистину, ваша мудрость безмерна, если так. - отозвался Хурам. - Я такого выхода не вижу.

- Все очень просто. Смотритель корреры уйдет в отставку сам. Добровольно. - тот поглядел на меня слегка удивленно, и изогнул бровь, мол, "и с чего бы это?" - Ведь именно этого, как я понимаю, так желает гильдия танцоров, и не так много времени пройдет, как она этого добьется. Но зачем эти трудности всем вам? Объявлено будет, что уходит он не оттого, что кто-то там чего-то желает, а потому, что уже организовал лучший из своих боев, какой не сможет повторить никогда, и отправляется в отставку достигнув зенита славы. Разве в таком заявлении будет хоть слово неправды, господа?

После недолгих препирательств порешили на том, хотя негромкие советы "не доводить до греха и валить обоим из города" из толпы танцующих доносились довольно явственно. Думаю, развенчанные начальники прислушаются к этим добрым и, что самое главное, искренним пожеланиям.

На выходе из зала меня перехватил новый гильдейский голова.

- Ты того, брат... - он помялся. - Сильно за послушника-то не серчай. Наши охламоны от радости с угощением не рассчитали, да и из горожан едва не каждый с таким молодцом выпить порывался. Совсем худо ему, да?

- Оклемается. - хмыкнул я. - Дело молодое. Я в его годы, помнится, не реже чем раз в месяц пить зарекался.

- Хорошо, когда наставник с пониманием-то. - ухмыльнулся голова. - Мы вот тут с ребятами обсудили... У нас есть такой знак, мы его наилучшему танцору на год вручаем...

Он вытащил из-под шервани нечто вроде золотого горжета, с вычеканенной бычьей головой на фоне шести перекрещенных спатычей и надписью "Первый на танцовище".

- Вот. Это, в общем, Тумилу отдай. Насовсем, в знак нашего признания его мастерства. Мы себе новый закажем.

- Передать-то я, конечно, могу. Но лучше если ты сделаешь это сам - мы все равно никуда до завтра не сдвинемся. И он после вчерашнего, и мне от давешних переживаний неможется... Ты приходи к вечеру, он как раз уже не будет чувствовать себя как старая половая тряпка. И еще, грамоту ему выправи, что он отныне вашей гильдии почетный член. Мало ли как оно в жизни повернется? Да и приятно ему будет, я уверен.

Действительно - обрадовался. Аж остатки алкогольной интоксикации как рукой сняло.

А на следующий день мы двинулись дальше. Князья, правда, предлагали спуститься по Великой Поо до Лаала, но я прикинул в уме время сплава, добавил еще день или два на поиск должного количества подходящих плавсредств, и решил что выигрыша по времени не будет никакого, и как бы даже не наоборот.

Так и проехали мы через север Предпоолья и юг Хлеборечья, до самого Баратиана, без приключений.

Правда, из-за того что выехали мы с задержкой, да и двигались неспешно, мой радикулит жалеючи, слух о выступлении Тумила в коррере обогнал нас, и чем дальше от Тампуранка, тем все больше и больше он видоизменялся, вплоть до рассказа о чудовищном плотоядном туре, который терроризировал все Запоолье и разогнал дружину князя с Большой Горы. В личности чудо-богатыря, что поразил насланное богами в наказание чудище, молва расходилась, описуя то святого старца, то былинного витязя Серого Медведя, что веками под горой спал, а тут вдруг с чего-то проснулся, но сходилась в одном: благодарные жители Тампуранка прислали к своему избавителю не менее чем двадцать пять девственниц, и он всеми, разом, овладел. А некоторыми - и неоднократно.

Дружинники с Блистательными по этому поводу откровенно зубоскалили, а Тумил смущался, краснел и бормотал что-то вроде: "И вовсе даже не двадцать пять, а три. И не девственницами вовсе. И не разом".

***

Лексик, князь Баратиани, был одним из немногих, кто держал руку царевны Валиссы. Не потому что рассчитывал на какие-то преференции в случае ее регентства, а оттого что являлся принципиальным идио... Храни его Солнце, князь ставил закон превыше собственной выгоды, я хочу сказать.

Сам он нынче пребывал, разумеется, в Аарте, оставив управление доменом на тещу.

- Не на брата, сына или еще какого родича, а на женщину? - недоверчиво переспросил я, впервые услыхав об этом. - И ее что же, слушаются?

- Вы просто не знаете княгиню Шоку Юльчанскую, ваше высочество. - усмехнулся Арцуд Софенский. - Это не женщина, это кремень! После женитьбы Лексика на ее дочери она поганой метлой вымела из княжества всяческих разгильдяев и прихлебателей, а самого князя держит под таким каблуком, что тот, бедолага, и пикнуть не смеет. Он и на совет-то, мне кажется, сбежал из под ее власти, а теперь всеми силами пытается затянуть дело, чтобы не возвращаться.