Александр Авраменко - Красно Солнышко

… С утра, едва рассвело, Храбр первым делом на конюшню направился, друга своего четвероного навестил, посмотрел, как о нём позаботились, сыт ли? Попоной ли тёплой накрыт? Ледышки-наморозки из под копыт вычищены ли? Проверил, потом по граду прошёлся, провожаемый взглядами завистливыми молодых ребят. Не у одного глаза загорелись,  при виде одёжи добротной, в здешних краях не виданной. От оружия знатного. Что уж о коне богатырском говорить – бегали всю ночь по очереди, любовались вороным.  Впрочем, что тут гулять то? Град – место невеликое. Едва четыре сотни людей в нём живёт… Задумался парень, идя по утоптанному вчерашними гулёнами снегу, откуда жрецы целую тысячу народа возьмут? Впрочем, не его это дело. Как то там брат Слав поживает? Всё ли у него хорошо? Как дружина зимует? Родила ли чудинка другу сына, или дочку? И словно запнулся, замер на месте – встало перед взором лицо той дочери Оттоновой, когда они коровок тощих забирали у франков… И чего это вдруг? Мотнул головой, снова пошёл дальше, походкой неспешной, пока до дома родителей Слава не дошёл. А там его уж заждались, все глаза проглядели! Хотят о сыне, да о семье его вести узнать. Просто места себе не находят от нетерпения. Постучал Храбр в двери дубовые, мешковиной прошитые сверху. Вошёл в сени, обмёл сапоги щегольские, чёрного сафьяна. Хоть и холодно на улице ныне, да надо же кураж свой показать, похвастаться? А ведь, если честно, одел на ноги красивую обувку, лишь когда из-за вала выезжать собирался. До этого в валенках ехал…

  В сенях сапоги обмёл веником, на место поставил, только тогда вторые двери открыл, внутрь избы вошёл, поклонился хозяевам, за накрытым угощением столом гостя ждущим с самого утра. В ответ тоже поклоны получил радушные. На Славянских землях кланялись не подобострастно, как раб господину, а в знак приветствия, либо уважения. Хозяин к столу пригласил, на почётное место усадил, рядом с собой. И хозяйка напротив уселась, на парня глядит, как на чудо невиданное. Стали вопросы задавать, пришлось речь держать, отвечать. На всё, конечно, не мог парень ответа дать, но про семью сына их старался отвечать полностью. Интересовались, конечно, кто такая невестка. Откуда родом, сколь ей годков. Умелая ли хозяйка, и как у них жизнь складывается. Храбр отвечал обстоятельно и честно. Что девица ликом красива, нравом кротка и послушна. Родом – сирота чудская, племени славянами незнаемого. Но характером вельми добра и ласкова. Что должен у пары уже ребёнок родиться. А кто – сказать он не может, поскольку не ведает. Долго у пути был. Да ещё в Арконе-граде дела дружинные вершил. И так чудо, что смог домой заехать, родные края повидать. А вот приедет ли когда сам Слав с невесткой – тоже не знает. Поэтому родичей обманывать не хочет. Как Боги пожелают, так и будет. Но надеяться на лучшее стоит. А коли есть желание и возможность, то он бы вообще предложил им к сыну перебраться. Но тут только им решать. Но готов передать Славу весточку, а тот у князя разрешение возьмёт. Земель там много свободных, все добрые. Зверь в лесах несчитанный, а врагов, почитай и нет. Так что, думайте, уважаемые родичи, решайте. Он ещё три дня в граде побудет, и потом ему путь назад лежит, в Аркону. А по весне – обратно в поход. Долго ещё сидели за столом, расспрашивали парня о том, не болеют ли они, хорошо ли питаются. Как в дружине приняли их. Словом, всё, о чём любой родитель про своих детей знать желает. Отвечал Храбр, что мог. И видно было, что родители Слава довольны услышанным. После обеда распрощались, парень домой пошёл, к бабушке любимой, единственной своей кровной родне. Та расхлопоталась, было, да огорчил её внук, что уже наелся у друга-побратима. Расстроилась бабушка, но вскоре отошла от обиды. Тем паче, что внуковы подарки уж больно ей по душе пришлись: платок расписной, ожерелье-монисто из морских кустов каменных, что в тёплых краях растут, да варежки расписные вязаные, на базаре в Арконе купленные. Принесла бабуля сбитня горячего, сели за стол оба, попивая ароматный напиток, заедая шанежками тёплыми. Старушке тоже интересно было всё – как живут, обустроились ли. Любопытствовала, не женился ли и сам Храбр втихую от неё. Успокоил бабушку внук – нет. Холост он. Да и туго в тех местах с девицами. Нелегко найти. Это Славу повезло. А он, Храбр, пока ещё один. И в ближайшее  время никого не предвидится. Впрочем, сказал это и осёкся – снова та девица перед глазами на миг словно живая возникла. Даже кулаки от злости сжал – что за напасть такая?! Бабушка  заметила заминку и словно клещ в собаку вцепилась – кто, что, чего… А парню и самому непонятно – что за чудо такое? Ромейку, с которой Тайное изведал, мужчиной стал, не помнит. А вот эту, из франков – забыть не может, хоть ты тресни! Бабуля губами сухими тонкими пожевала, потом на свет выдала, что, знать, запал её внук этой заморской девке в душу. Да не может та его разыскать. И как приходится той девке тяжело по  жизни, вспоминает она славянского парня, что не стал её портить, пожалел, по людски отнёсся… Но помочь она этому делу может. Не зря столько лет ведьмой была. Ведает бабушка многое, и от морока единственного внука избавит. Велела ему баню истопить, а сама принялась свои травы, что под притолокой висели целыми вязанками, перебирать, настой готовить… Пока Храбр дрова таскал, да каменку затапливал, возле забора все градские невесты перебывали. Глазки ему строили, шутки пытались шутить. Только словно в каменную стену стучались. Глухо сердце воина. Ни разу не забилось чаще ни при одной. Молча таскает Храбр охапку за охапкой в баню, да подкидывает в топку. А пока те горят, на дворе топором-колуном машет. Чурбаков у бабушки полно, община навезла. А вот поколоть некогда. Ну и старается парень. Машет тяжёлым тупым болваном, и со звоном разлетаются расколотые поленья в стороны. Соседские ребятишки только успевают в поленницу под навесом укладывать. А в Храбре силушка играет, по жилам струится. И нравится ему это занятие, дрова рубить, да печку топить, куда больше искусства военного. Так что колет он дрова, а глаз примечает всё вокруг: ограду бы поправить. Крышу подровнять у сарайчика-амбара. Вон и солома, похоже, подгнивать начала… Эх, остаться бы хотя бы до лета красного, чтобы снег сошёл! Тогда бы всё переделал. А так… Дров нарубить, да в избе что поправить по мелочи… Нет времени совсем. А ещё на заставу заехать обязательно надо. Поблагодарить дядьку Святовида за то, что избрал их со Славом…

…Нагрелась баня. Камни печки потрескивают. Шваркнул на них ледяной водой, ударила струя пара. Хорошо! Жар до костей пробирает, но не ломит! Разомлел, хорошо то как!.. Попарился, в предбаннике отвар бабушкин выпил. Прошёл в избу, да спать улёгся на широкой лавке. И провалился в сон, как в омут. Метался, переворачиваясь с боку на бок, с кем-то речи непонятные вёл, пытался драться, мечом махать… Бабушка уж и не рада, что за волшебство взялась, такое вот увидев. Но внук у неё один-единственный, родная кровиночка. Своих пятерых сыновей она схоронила. И от всех единственный внучок остался. Да и того она больше не увидит. Сердцем чует – последний раз видятся. Потому и решилась на волшбу… Хотя и ей это дорого обойдётся. Не увидеть бабушке уже зелёных почек, талых ручьёв. Не дожить до весны. Проводит внучка, и уляжется на лавку, чтобы уже не встать больше. А Храбр, он… Жив будет. Долго проживёт. Помрёт своей смертью. И семья у него будет. Сыновья и дочери. Знает это бабушка, но нельзя будущее вслух говорить – спугнёшь. И своенравная Мать Богов изменит судьбу внучка на противоположную… Ну да ладно. Зато спокойно помереть можно. Теперь уже спокойно… Утром Храбр встал, и словно заново родился. Спокоен он. Никакие мысли дурные в голову не лезут. Никто перед глазами не стоит. Словно ноша неимоверная с плеч свалилась. А бабушка какая то… Просветлевшая ликом. Довольная, улыбается. Хлопочет по хозяйству. Поправил парень за день, что мог в избе. Навестил коня верного в конюшне. Даже вывел того на прогулку. К удовольствию неописуемому детворы сажал на спину коню по трое-четверо малышей, водил жеребца под уздцы, катая мальчишек и девчонок на настоящем боевом коне. Зверь умный себя вёл послушно. Не брыкался, когда визжа от восторга карабкались ему на спину детишки. Понимал. Да и, похоже, нравилось жеребцу такое внимание к нему. Жмурился довольно на солнышке. Ступал большими копытами осторожно, чтобы ненароком не уронить кого. Зато и дети потом… И вычистили всю шкуру скребницами, и гриву с хвостом длинным расчесали деревянными гребнями, а девочки в гриву ленточки вплели. А морковки сладкой сластёна наелся до отвала. Одна другой больше… Ну а с утра третьего дня распрощался внучок с бабушкой, сложил припасы на дорогу, да травы-настои ей подаренные, и в путь обратный лёг, по пути Заставу навестив, и дядьке Святовиду поклонившись. Ночь там ночевал, долго с тем пробеседовав прежде наедине. А там и гости пожаловали, обратно в Аркону возвращающиеся. Купцы довольны – хорошо расторговались. Богатый прибыток получился. И на именины Кикиморы болотной[35] переступил юноша порог княжьей избы, поклонился Гостомыслу: