Александр Авраменко - Красно Солнышко

    С едой было хорошо, дружина не бедствовала. Хлеба Гостомысл привёз столько, что хватит людям и посеять, и до новинок[36] дожить с запасом. Хватало и дичи лесной. Кабаны да олени со стола дружинного и не переводились! Успели и ягод пощипать, и грибов насушить – тут чудинки расстарались. Гирляндами с грибками все стропила были увешаны, и мешки под потолки погребов высились горами. А на день Даждьбога и Морены[37]  радость случилась великая – родила сына Анкана, жена Слава. Ошибся Храбр в днях. Посчитал неверно. Люди дружинные радовались не меньше, чем родители дитя. Словно теплом обдало заскорузлые души, когда из-за полога, которым комнатка, выделенная семье, была отгорожена, крик раздался тонкий, возвещая о рождении нового славянина. Роды легко прошли. И Анкана, и дитятко здоровы были. А молоко в груди материной не переводилось. Слав на жёнку свою надышаться не мог. И услышав кряхтение сонное младенца, или крик требовательный, расцветали улыбками суровые воины. А там и пошло, поехало – к весне всех чудинок разобрали. Ни одна в девках не засиделась. Сыграли свадьбу, одну, правда, на всех. Но так и заведено было со стародавних времён. Счастливцы сидели за столом, улыбались, целовались, вызывая добрую зависть  тех, кому не повезло сердце девичье завоевать. Ну, да и их час придёт. Никуда не денется. Одно князя тревожило – где те племена неведомые, о коих поведали первые разведчики? Словно вымерли окрестности, ни единого следа не было, что люди здесь есть.  Или прячутся, напуганные невиданными пришельцами? И рыскали по округе дозоры, готовые в любой момент тревогу поднять. Но пусты окрестности вокруг будущего града. И нет ни единой души. Лишь зверь дикий косит лиловым глазом непуганый… Уходили добытчики на три, четыре дня пути от лагеря. Изучали места, в которых поселились. Выяснили, что озеро, на котором стали, огромно, словно море. Но не одно оно. А судя по всему – несколько таких вместе соединены реками и рукавами в единое целое. По хорошему бы, пройти все, глянуть, что и как, да времени лишнего нет. И людей не хватает. Жильё надо ставить, запасы по возможности пополнять. Отложили на весну, после того, как поля засеют, разведку вести. Пока только бегло обследовали. На скорую руку. Брендан, правда, порывался идти, руды искать, следы которых в устье реки нашли, по которой на Озёра попали, Но и его князь не пустил. В одиночку – опасно. Он всё же не воин. Хоть и может за себя постоять, да сил у него не так много, по сравнению со славянами. А про себя князь решил, как девок привезут – женит обязательно бывшего монаха на славянке. Ум у ирландца светлый, да тело подкачало. И знаний много. Речь славянскую освоил, и говорил бывший монах, уже не задумываясь над тем, как предложения строить. Вылетали слова бегло, без запинок и чисто. О Распятом Рабе и не заикался, признался раз, в порыве откровения, что в монахи пошёл, дабы знания обрести, но пришлось ему уходить в плавание, когда старший монастыря заподозрил в монахе неискренность к Проклятому Богами. А славянские Боги ирландцу по душе, ибо не господа и хозяева они над рабом, а товарищи. И искать знаний новых не запрещают. И ближе к весне предложил Брендан князю махину невиданную, чтобы поля легче возделывать было: поскольку лошадей да быков не было, изладил ирландец модель крохотную, чтобы понятно было, чего задумал. Несколько валов на раме прочной, связанные шестернями самодельными, из лучинок круглых, в кои шипы деревянные вставлены и в дыры кои зацепляются. С рукоятью и системой блоков. Длинный канат на последнем валу намотан, а на первом – колесо, словно мельничное. Крутишь рукоятку крохотную, а та силы человеческие увеличивает. Вытягивает трос, к которому и плуг, и борону прицепить можно, без особого напряжения. Это же сколько времени и сил сэкономить можно! Подивились люди увиденному, порадовались. На пробу за неделю сколотили, опробовали на расчистке снега. Заработала махина. Правда, сразу и слабые места выяснились – разбивались отверстия в валах, в кои зубья входили. Да, слабо дерево оказалось. Впрочем, решил дело просто – оковали края железом дурным, которое ни на что другое не годно. Зубцы – тоже из него же сделали. Проверили вновь – на пахоту хватит, отработает, сколь требуется. Доброе дело! Хорошо Брендан придумал! Как пригрело же солнышко, да снежный покров ноздреватым стал, посерел, и осаживаться начал, нарезал князь поля общинные. Что под рожь, что под пшеницу. Где будут репу сеять, где лён и прочее. Стали лес рубить, заготавливать. Приедут поселенцы – скотину привезут. Понятно, что корм к тому времени будет, благо разгар лета красного наступит. Но вот содержать то нужно место? И избы рубить так же? И амбары, и клети, и риги под зерно? Склады, мастерские? Много леса нужно, ибо град вельми велик будет. Так что пока деревья можно и здесь рубить, расчищать округу под будущий град. Но наступит время, когда придётся лес по воде сплавлять, либо на волах везти.  А ещё князь задумался над двулодником. Уж как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! От безысходности-безвыходности на неслыханное пошли, и получилось на диво удачно! Корпуса глухие, ни дыр, ни отверстий. Крышки люковые плотно прикрыты, воде внутрь проникнуть не дают. Палуба, на брусьях, корпуса соединяющих, велика. На ней изба стоит. Людям удобно, привычно. И места под грузы много, и запасы большие в путь взять можно! Да везти всё, что угодно. Правда, слаженность нужна между членами команды, но это уже преодолимо. Кормчий командует, люди исполняют. Всю зиму они с Бренданом вдвоём малые модели строили таких вот двулодий. Пытались по славянскому образцу корпуса измыслить – не получалось. Медлительны, да неуклюжи такие корабли были. А вот узкие ромейские каторги как нельзя лучше для этого корабля подошли! Будет время, надо попробовать построить подобный двулодник. Сразу корпуса глухие ладить, с дощатыми бортами наборными, чтобы дыры от вёсел не заделывать наспех покрышками кожаными. Поднимать борта, дабы можно было, коли ветра не станет, на вёслах идти. Пропорции опытным путём подобрали, сделали модель малую, да убрали с глаз пока. Ещё не настало время для этого… Прочий народ тоже без дела зимой не сидел. Помаленьку лес строевой заготавливали, будущее место под град расчищая, да складывая брёвна для будущего строительства. На охоту ходили. Мяса для двух с лишним сотен людей много надобно. Кузница, та вообще без передыху работала: топоры, пилы изготовить да поправить, опять же – прочее. Ножи, скобы, припас всякий, чтобы упряжь изготовить для привезённых быков и лошадей. Телеги ладили про запас. Да мало ли дел у славянина длинными зимними вечерами найдётся? Изготовили станки ткацкие, посадили за них чудинок. Эпика их быстро ткацкому ремеслу научила. Потом через Брендана рассказала, как сделать станы мастериц удобнее и лучше. Опять попробовали – получилось удачно! За холода чудинки всю шерсть, из Лондиниума прихваченную перепряли, да тканей наткали. Пошили всем одёжу новую. И себя не забыли, конечно. Дружинники за два года похода поизносились, конечно. Редко у кого одежда в порядке, хоть и следят за ней тщательно. Нашлись и обувных дел мастера, благо кожи навалом, дубов тоже немеряно в округе, есть чем кожу обрабатывать… А потом и весна пришла. Стаял снег, просохла земля. К тому времени построили машину невиданную, Бренданом измысленную. Налились почки соком, заплакали берёзы в туеса, живицу даря людям. Сосны да ели смолой сочиться стали, бережно людьми собираемой. Как трава проклюнулась, вышел Брячислав в поле будущее, велел вспашку начинать. Сам лично первую борозду прокладывал. И не сохой-суковаткой, а настоящим плугом, с отвалом стальным. Резал лемех землю, словно нож масло, и пахла та земля вкусно, до одурения. Паром исходила, ясно видимым в светлых лучах Ярила. Потом два дня отдохнуть дали полю чистому, выбрали между делом коренья ненужные, мусор всякий да камешки. И по утру третьего дня вышли одетые в новые белые рубахи, до того бережно сберегаемые, славяне-сеятели. Песню-наговор пели-приговаривали, просили у Богов урожая, да удачи. И чтоб Ярило лучами своими не палил зря будущий урожай, а грел ласково. Ветер-Ветрило – дабы почву не сушил попусту, а наоборот, тучи пригонял с дождём, чтобы семя соком наливалось. Кидали зерно, до того неделю на солнышке тёплом выдержанное, не слишком густо, но и не редко, щедрой рукой. Следили, чтобы не было пропусков, чтобы ровно оно в пашню легло. Как закончили – вновь закрутилась машина, потянула бороны, чтобы спрятать зерно от круглых птичьих глаз, из лесу наблюдающих за людьми. Бороны те простые. Ели да сосны с ветвями обрубленными. Таких машина шесть штук сразу волокла, и трое людей, крутящих ворот, никакой натуги и усталости не испытывали. Словно воду из колодца достают. А потом чудинки всех удивили – вышли к полю все, что в граде жили. С ними и Эпика-гречанка. Несёт барабан большой, круглый, тонкий. В руке – колотушка. Одеты все женщины одинаково, как в родной земле одевались. В кухлянках меховых, бисером да крашеными иголками еловыми вышитыми. Встали на краю поля, в круг выстроились. Ударила гречанка колотушкой по барабану, ритм стала отбивать. А девы чудинские танец начали. Словно чайки белые над морской волной кружатся. Руками, будто крыльями плещут, вскрикивают дружно высокими голосами. И Анкана Славова за главную у них. Ведёт хоровод, отплясывает задорно. Хорошо у них получается. Сбежался народ, смотрит на диво невиданное. Кончилась пляска, разошлись девицы к своим мужьям. Жмутся к ним, ласки просят. Анкана к князю подошла, пояснила – обычай такой у их племён родных. Просят женщины удачи у Небесных Богов для своих мужчин. Оттого  и пляску эту устроили. Но если не по нраву это мужьям, то не будут женщины больше подобное делать. Князь молодку успокоил – раз на доброе дело старались, так почему бы и нет? А угадали верно – от этой вспаханной земли жизнь их дальнейшая зависит. Будет ли она сытной, или впроголодь придётся следующую зиму жить.