Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— Зачем?! Да и можно ли?
— Распоряжение отца Преподобного из свиты самого Иерарха, — сказала я как можно авторитетнее. — Конечно, можно. Ты с кем воюешь?
— С адом, — тут же ответил парень.
— Вот видишь, и выходит, что мотор — утварь для войны с адом, верно?
Лашер хохотнул:
— И не поспоришь.
Между тем мотор затрясло и его скорость заметно упала. Мы съехали с широкого тракта на просёлок. Кое-где он был мощён раскатанным щебнем, но большей частью — просто старая дорога в колеях от крестьянских телег и фургонов. От тряски проснулась Тяпка, задремавшая головой у меня на коленях. Я подумала, что здесь, пожалуй, легко прикусить язык на колдобине.
— Не ходят тут дилижансы, да? — спросила я.
— Дикие места, — кивнул Лашер. — В секретную зону едем, всё правильно же.
По голосу мне показалось, что он нервничает, — и мне тоже стало не по себе. Мотор и кавалеристы на узкой пустой дороге между двумя стенами леса сверху, наверное, выглядели как жуки, ползущие по водосточному жёлобу, — и спрятаться особо некуда.
Но скоро я поняла, что водитель нервничал вовсе не из-за жрунов. Внутри мотора вдруг что-то дрыкнуло, застучало, из-под капота даже показалась струйка дыма или пара — и мы остановились.
— Перегрелся, — грустно сказал Лашер. — Подождать надо, чтоб двигатель остыл.
— Что?! — поразилась я. — Как — подождать? И долго он будет остывать?
Этот обалдуй пожал плечами:
— Ну… час… может, два… я сейчас ещё воды принесу, тут недалеко пруд есть…
— Вот спасибо! — закричала я, воздевая руки. — Чудо механики! Перл прогресса! Двигатель у него перегрелся! Да эту механику вместе с прогрессом!..
Один из наших сопровождающих спешился и заглянул в окошко мотора.
— Что, застряли?
Лихой красавчик — лицо работы Глены, как старинная фарфоровая статуэтка эльфа, роскошная чёлка, такие ресницы, что карандаш на них удержится, — а тон почти ехидный.
— Дело житейское, — сказал Лашер и выбрался из кабины.
И я выскочила — и Тяпка за мной, в полном восторге. Похоже, она подумала, что мы приехали погулять в лес. И у кавалеристов был такой вид, будто у нас тут пикник внезапно организовался! Ну а что: птички поют, солнышко греет, хоть уже и начало клониться к закату. И этот чудесный лесной воздух — такой же пьяный, как и морской… ну да, погулять тут было бы здорово, но ведь не сейчас же!
Второй парень — работы Рауля, который ему сохранил героический шрам на скуле — сорвал с обочины голубой цветок и протянул мне. Ужасно галантно.
— Нашёл время, — сказала я с досадой — и всунула стебелёк цветка в петлю пуговицы его мундира. — На нашу удачу.
Кавалерист лязгнул шпорами и мотнул чёлкой. Я подумала, что они все, кажется, уверены, будто они герои какого-то пафосного романа о подвигах. И хоть вода не теки…
А Лашер открыл капот, из которого шёл пар, как из кастрюли, обошёл своего механического монстра и достал откуда-то помятое ведро.
— Так, — сказала я. — Вы что, издеваетесь? У меня срочное дело, вы понимаете? Срочное! От него жизни зависят, наших бойцов, между прочим. Сколько мы будем здесь торчать? Скоро вечер, потом вы скажете, что ночью ехать опасно. Что же мне делать?
Они переглянулись — кажется, немного смутились. Вот да, я не в гости туда еду.
— Думайте скорее, — сказала я. — Мне к ночи непременно надо там быть, понимаете? Непременно. И я готова на всё, чтоб скорее, потому что… а, ладно! Потому что я, кажется, знаю, как помочь нашим в плену.
Они стояли и мялись.
— Ради нашей победы, — сказала я.
— Ладно, — сказал красавчик работы Глены и смущённо кашлянул. — Я, прекраснейшая леди, прошу меня простить, взял бы вас в седло. Потому что Шкилету всё равно, он двоих снесёт легко, не сбившись с ритма. Но это же, вы же понимаете, будет с любой стороны неловко.
— Вот дело мне есть до этих «ловко» и «неловко»! — сказала я с досадой. — Будто я такая нежная девица, которой так уж важно, кто что подумает! Надо ехать, быстро, понимаешь, надо!
— Ильк не об этом, — сказал второй кавалерист. — Просто лошадки у нас особо не предназначены для романтических прогулок. На круп вас не посадишь, там просто места нет, да и впереди вам будет не так удобно, как в кресле у камина, леди Карла.
— Это неважно, — сказала я. — Всё равно… а Тяпка?
— Собачка? Это совсем просто. Лашер, дай мне торбу для инструментов… э, нет, вытащи оттуда всё.
Парень со шрамом взял у Лашера довольно вместительную кожаную торбочку, из которой они вытащили на заднее сиденье мотора целую кучу каких-то фигурных железяк. Встряхнул пустую и раздвинул её руками:
— Давайте сюда собачку, леди. Как раз уместится.
Как мы засовывали в эту торбу обалдевшую Тяпку — это отдельная история. Она возмутилась, отбивалась, рычала, даже пару раз щёлкнула клыками у самых пальцев парня. Пришлось прикрикнуть:
— Тяпка, терпи, а то оставлю тебя ждать в моторе!
Она смирилась, понятливая собака, кое-как устроилась — и кавалерист подвесил торбу с ней к седлу. Тяпка ещё немного покрутилась, высунула лапы, положила на них морду и посмотрела на меня с классическим собачьим укором: вот видишь, какой кошмар приходится терпеть!
Я видела. Я погладила её по голове и поцеловала в нос, а потом сказала:
— Ну всё, я тоже готова.
Красавчик Ильк подал мне руку и втащил в седло Шкилета, больше похожее на прицепленное к костлявой спине обрезанное и ушитое сиденье мотора. Боком — адски неудобно.
— Мне кажется, я так свалюсь, — сказала я. — Если ты не очень строгих правил, Ильк, я перекину ногу.
Он чуть подумал, будто прикидывал, как будет лучше, и мотнул своей роскошной чёлкой:
— А давайте! Так будет надёжнее! А вы вообще как — ездили верхом, леди?
— Нет, — призналась я. — А что?
— Как думаешь, Гинли, леди удержится? — спросил Ильк у парня со шрамом. — Что-то мне страшновато…
— Вот если бы развернуть леди к тебе лицом, чтобы она тебя как бы… это… обняла… — очень смущённо посоветовал Гинли. — Так точно удержалась бы. А иначе ей и держаться будет не за что.
Наверное, любая порядочная леди уже давно сгорела бы от стыда в пепел, но меня — ну вот нисколько не смущали фарфоровые братья! Наоборот: я сидела почти на коленях Илька, твёрдого, как бронзовая статуя, чувствовала привычный леденцовый запах клея для кукольных париков, смешанный с запахами пороха и оружейной смазки, — и мне было совершенно спокойно. Физически неудобно,
