Лабиринт кривых отражений - Светлана Алексеевна Кузнецова
И очень вовремя!
Голова твари взорвалась, завалив все вокруг в радиусе полутора шагов ошметками мертвых мозгов и зеленоватой светящейся слизи, немедленно занявшейся сероватым пламенем.
— Фей-ЙОЙ-рвэйк, да и только!
Кай вздрогнул. Он снова успел позабыть о дяде Мите.
— Закатай его в пельмень, — пьяно проговорил тот, садясь скрестив ноги, посреди защитного круга и осторожно ощупывая голову. — У-у… чо за дерьмар…турат мы пили?
— Не знаю, — признался Кай и зашелся кашлем. Связки, пусть и перестраивались быстро, но не мгновенно же.
— Значит так, — неожиданно трезво заявил дядя Митя, — если ты этот… как его? ковид подхватил, ко мне не приближайся!
— И в мыслях не было, Дмитрий Михайлович.
— А… тады приближайся, все равно меня ни одна зараза не берет. Я… ик, проспиртованный, — и махнул рукой, задев границу круга. — Ого!!! Йошкин гвоздь!
И, надо заметить, человеку, никогда не видевшему некромантической магии, было с чего удивляться. За рукой мужика потянулся шлейф зеленоватых искр.
— Лунатик! — позвал дядя Митя. — Гляди! Я — комета! В детстве хотел быть космонавтом, потом — бандитом. Я сейчас — комета!
Кай прислушался к спокойному теперь кладбищу — гнойник прорвался, останки окончательно упокоились и расшевелить их теперь никому не удастся еще лет тридцать, хоть массовые жертвоприношения устраивай, — повел рукой, разрушая собственную защиту.
— Ну вот… — расстроился дядя Митя. — Все испортил. Я больше не комета, а жаль.
Вряд ли он понимал, насколько был прав.
— Ничего-ничего… — пробормотал Кай.
Тьму он развеял, насколько умел, и к непривычному к ауре смерти человеку приближался теперь аккуратно, готовясь отступить, как только дядя Митя поморщится, закричит или выкажет недовольство как-то еще. Однако тому, похоже, было совершенно все равно.
— А-то! — воскликнул дядя Митя с неожиданным воодушевлением в голосе и на изумление живо вскочил на ноги прямо из положения сидя. — Прорвемся, Лунатик!
— Прорвемся, — согласился Кай, сделал еще один шаг и провалился в черную дыру.
***
Мокрый камень под рукой и лбом. Едва слышное потрескивание магических светильников. В воздухе горьковатый аромат полуночной травы поджигайки, собственно и используемой в светильниках, мешался с приторной отравой имперских благовоний. Кай слегка отстранился от стены, огляделся. Он находился… скорее всего, в подвальных помещениях. Причем, ни ему самому, ни Лео, ни любому из коллег-некромантов они не принадлежали.
Темные маги, даже слабые, терпеть не могли сладкие до приторности запахи, слишком сильно они напоминали им вонь разлагающихся трупов. Светлые же, наоборот, буквально купались в сладости, называя ту светлой благодатью, ниспосланной господом единым и милостивым.
«Значит, я у врагов», — мысль не вызвала ни малейших эмоций. Конечно, если его схватят или убьют, будет жаль. Зато если Каю удастся узнать хоть что-нибудь о приключившейся с ним напасти — наоборот, хорошо. Очередной «скачок» из одного мира в другой показался неважным. Невозможно удивляться и удивляться до бесконечности, когда-нибудь наступает предел, и его Кай, видимо, уже перешагнул. Единственное, о чем сожалел: остался без проводника к Женькиному дому, но, возможно, туда теперь и не придется возвращаться?
Влево и вправо от него убегал тускло освещенный тоннель: еще один намек на обитель света: темным магам дополнительное освещение никогда не требовалось, в темноте они видели получше кошек. Кай повернулся вправо, сделал шаг и натолкнулся на стекло. Понадобилась пара мгновений, чтобы понять: он стоит напротив большого — в человеческий рост величиной — стекла. Зеркала?.. Возможно, именно через него Кай и попал сюда. Вот только собственного отражения в нем как не было, так и не появилось!
«Значит, выбора у меня нет», — подумал он, разворачиваясь и на всякий случай выставив вперед руку. Пусто. Ни на какую преграду он не наткнулся ни через три шага ни через десять.
Стараясь двигаться как можно тише, используя специальный шаг с носка на пятку, Кай шел по узкому коридору, не предусматривавшему ни ниш, ни ответвлений, ни дверей. Вздумай кто-то здесь пройтись тоже, и спрятаться от него не вышло бы, однако пока Каю сильно везло.
Спустя четверть часа — он отсчитывал время по ударам сердца — вначале услышал шепот, а затем начал различать голос. Шел тот прямо из камня. Должно быть, поблизости установили слуховое окно.
— И вы, конечно же, его упустили, — говорил некто бесцветным голосом, в котором снисхождение и презрение сплелись в клубок настолько, что стали неотличимы друг от друга.
— Мне прискорбно, мой империус, — прошептал говоривший до этого.
Кай прикусил губу. Император? Он слышал об одном: помазаннике единого светлого божка. Империус — так нарек самого себя данный слизняк незадолго до того, как подох. Прихлебатели и лизоблюды величали его этим титулом и никак иначе.
В королевстве царствующую в светлой империи мразь считали погибшей. И прибавляли: к радости. Потому что не случись прорыва, стершего империю с лица континента, непременно разразилась бы война.
— НЕ ИМПЕРИУС! — возвысился бесцветный голос, и Каю пришлось отпрянуть от стены, пожалев собственные уши. — Лестью ты не добьешься снисхождения, раб! За провал тебе не видать пощады, — голос стал сиплым, а вскоре перешел и вовсе на шипение. Или в помещение действительно вползла змея?
Змеи всегда считались темными тварями. Впрочем, имперцы предпочитали творить зло чужими руками, зубами, щупальцами и жвалами: во славу светлого, единственного и милосердного.
— О, повелитель, пощадите! — в шепчущем голосе прорезались панические нотки, и тотчас — ненавидящие. — На что вам этот враг? Не удалось захватить — сдохнет!
— Он — наш, — произнес бесцветный.
— Сын предательницы, не внемлющей гласу божьему, убившей собственного мужа, узнав о величайшей милости всевышнего нашему народу, и сбежавшей!
Кай вздрогнул.
— Он — наш, — повторил бесцветный и пояснил: — Он принадлежит высокому роду. Он является тем, на кого снизошла неведомая доселе мощь. Он — наследник!
— Но у него даже амулета нет!
— ГЛУПЕЦ! — заорал бесцветный. — Он — НАСЛЕДНИК! Это тебе, псу, нужны побрякушки, таящие каплю
