Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
На море творилось подлинное безумие. Сражение завязалось по всему фронту. Кое-где корабли сбились в плотную массу, составив нечто вроде деревянных островов, размахивающие оружием моряки отважно прыгали на вражеские палубы. На хисских и илифийских судах тоже шёл бой. Уцелевшие гребцы островитян набросились на застигнутых врасплох эфериян. Удивлённым сенхейцам оставалось лишь наблюдать, как треть вражеского флота сражается сама с собой.
– Измена… – сдавленно прорычал Гигий, чувствуя, как глаза застит кровавая пелена бессильной злости. Кретофой остался безмятежен.
– Ты сам виноват во всём, так получай, что заслужил, – он издевательски усмехнулся, – наварх.
– Парус поднять! Приказ по флоту «следуй за мной», – взревел Гигий. – Псотей, заходим сбоку, курс вон на тот остров, со скалой. Лесмий – готовность к схватке, тетивы натянуть, проверить. Лиск – ты на командных флагах, жди моих распоряжений. Выполнять!
Уверенный голос командира словно пробудил всех ото сна. Засвистел сигнальный рожок, застучал барабан келевста, моряки с похвальной резвостью бросились по местам. Не прошло и минуты, как полосатый бело-синий парус пополз вниз, а вёсла погрузились в воду, разворачивая «Добродетель Иофеты» носом к северу.
– Неплохо, неплохо, – насмешливо заметил из-за спины Кретофой. – Попробуй-ка заткнуть дырку, эфериянин, вдруг не протечёт.
– Ты… – Гигий резко обернулся. Багровое безумие спало, уступив место спокойной ярости, холодной, точно лёд, и оттого лишь более страшной.
– Я, – согласился илифиянин. – И что ты теперь…
Гигий полоснул наотмашь, не раздумывая, точно в кабацкой драке. Кровь брызнула из рассечённой шеи Кретофоя, густо заливая лазоревый гиматий. Под испуганными взглядами моряков, наварх, не обращая внимания на марающую руки кровь, подтащил хрипящего человека к борту и свесил вниз. Красные капли дождём полились в бурлящую под вёслами воду.
– Сефетарис волногонитель, пеннобородый, – удерживая бьющегося илифиянина над водой, Гигий воздел окровавленный меч к небесам, – Тимерет стреловержица, легкокрылая, вам жертва и кровь. Радуйтесь!
Резким взмахом меча развеяв в воздухе кровавые капли, наварх перебросил тело через борт и обернулся к застывшим в священном ужасе подчинённым.
– Кощунство… – выдохнул кто-то, и тут же осёкся, напуганный собственной смелостью.
– Не кощунство – справедливость, – спокойный голос Гигия леденил кровь у самых стойких. – Кто предал Эфер, тот предал Эйленоса и всех богов. Пусть Пастырь и Легконогая сами спросят с него за позор.
Злой порыв холодного ветра налетел из ниоткуда, вздыбив колоколом гигиев плащ, резко скрипнула натянутая внезапно наполнившимся парусом мачта. По палубе пробежал суеверный шёпот. Подавив невольную дрожь, наварх нервно расхохотался.
– Видите! – воскликнул он. – Легконогая здесь, она принимает наши первины! А теперь, за работу! Эйленос и Эфер!
Люди вернулись к своим занятиям с каким-то остервенелым облегчением, словно стремясь выкинуть из головы мысли о произошедшем. Гигий ещё раз бросил мрачный взгляд на бурлящую меж вёсел воду, поглотившую тело дерзкого илифиянина, но не увидел ничего примечательного. Буйнонравный Сефетарис хранил молчание.
Подгоняемая ветром, флотилия Гигия неслась вперёд, в самую гущу сражения, где развевались пурпурные флаги могучих леванских пентер и тонкая эферская линия опасно гнулась под их напором. Всё ближе и ближе, в борт уже вонзились первые вражеские стрелы. Эферские лучники тоже натянули было тетивы, но наварх поднял руку со сжатым кулаком – ни к чему, есть задача важнее. По знаку сигнальных факелов флотилия резко забрала влево, обходя прорвавшихся врагов, и медным жалам эферских таранов открылись податливые деревянные борта. Свист, взмах факела, многократно повторённый крик «Таранная скорость!». Флот Белостенного Эфера ринулся в бой.
«Эйтэ-кайтэ! Эйтэ-кайтэ!» ‒ вопили палубные старшины в такт барабанам келевстов, и, вторя им, били по воде вёсла. По палубам эферских судов пробежало движение, моряки в последний раз проверяли снаряжение и занимали места на носу, готовые броситься на вражеские палубы. Лучники, не переставая, дёргали тетивы, гимнеты в серых хитонах оттаскивали с палубы убитых и раненых.
Намеченная Гигием триера под пурпурным флагом, щегольски украшенная позолоченными завитками виноградных лоз, умудрилась развернуться носом. Леванские гребцы, должно быть, разорвали себе все связки на плечах и локтях, но их корабль рванулся вперёд, точно его подтолкнула невидимая рука. Кормчий едва успел заорать: «Втягивай!», как леванец ловко увернулся о летящей на него «Добродетели» и шмыгнул мимо, прижимаясь бортом к борту. Большинство гребцов успели спасти вёсла, но передним не повезло. Послышались крики боли и оглушающий деревянный перестук, обломок весла бешено закрутился по нижней палубе, ломая конечности, сокрушая спины, дробя черепа тем несчастным, что очутились на его пути.
Леванская триера прошла столь близко, что в мельчайших подробностях стали видны оскаленные в боевом раже лица врагов. С палубы на палубу посыпался смертоносный град, били наверняка, почти в упор. В щите Гигия засела пара дротиков, а у его ног распростёрлось тело помощника кормчего, насквозь пробитое копьём. Эферияне бросились к борту, пытаясь зацепить и притянуть вражеский корабль. Сразу десяток крюкастых багров впился в борт, но гребцы леванца дружно оттолкнулись вёслами, и вырванные из рук багры покатились по палубе. Чудом не столкнувшись, корабли разошлись, оставив друг другу утыканные дротиками и заваленные телами палубы.
Умница Пилемон, кормчий «Добродетели», сразу нашёл новую цель, направив корабль между не ожидающих этого леванских триер. Воздух наполнился треском ломаемых вёсел, на палубу густо посыпалась деревянная щепа, а эферские метатели забросали палубы обездвиженных кораблей дротиками и копьями. Гордо миновав побеждённых врагов, «Добродетель» прорвалась сквозь вражеские порядки и вывалилась прямо на роскошную пентеру под драгоценным парусом с пурпурными полосами и искусным шитьём.
Звук столкновения огромных кораблей услышали, верно, на другом конце моря. Увенчанные медными таранами носы сцепились друг с другом намертво. На «Добродетель» упал широкий штурмовой помост, по которому на палубу посыпались воины в зелёном и красном, вооружённые топориками, мечами, короткими копьями. Другие эферские и леванские суда бросились на помощь, перебрасывая подкрепления по наскоро переброшенным на сцепившиеся суда мосткам. Вскоре палубы добрых двух десятков кораблей превратились в одно большое, шаткое, деревянное поле битвы.
Гигий оказался в первых рядах сражающихся. С мечом в одной руке и щитом в другой, эферский наварх разил врагов, а подле него бился верный Лиск, когда прикрывая старшего товарища щитом, а когда нападая из-под его защиты, так, что врагам могло показаться, будто против них бьётся некий четырёхрукий и двуглавый воин. Ободряя друг друга и соратников, любовники во главе эферских воинов отбросили заполонивших «Добродетель» леванцев и на их плечах ворвались на палубу вражеской пентеры – «Золотого кабана»
