Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
– Может и так, но сотня потерянных кораблей – дорогая цена.
– Да, но какие это корабли? Сколько погибло эферских судов? Пятнадцать. Основные потери у союзников – что ж, должны и они сделать что-то ради свободы. Ты ведь согласишься со мной, что их вклад недостаточен? Да, к тому же, и спесь их теперь поубавилась. Мы пожертвовали ими, чтобы спасти общее дело.
– Ими и нашими гражданами: Неарх, Исократ – всё для победы…
– Именно так, – Гигий решительно ударил кулаком в ладонь, – всё для победы. Я пожертвовал ради неё их жизнями, если надо ‒ пожертвую и своей, Эйленос мне свидетель. Эфер превыше всего, а наши граждане… Обещаю тебе, сразу по возвращении в Эфер, я добьюсь посмертных почестей всем казнённым и возвращения Исократа. Он и сам поймёт, что я был прав. Вместе, мы раздавим тираннию до конца и во всей Эйнемиде воцарится свобода. Эферская свобода. Вот чего я хочу, ты со мной?
– Всё это пустой разговор, – сказал, после недолгого молчания Перей. – Ты потрошишь непойманную рыбу, мы ещё не победили. Неизвестно даже, будет ли бой. Может сенхеец вообще не нападёт, а отступит, как вчера, и позавчера, и вообще всю неделю.
– Нападёт. Сегодня точно нападёт.
– Почему ты так уверен?
– Потому, что я об этом позаботился, – Гигий доверительно склонился к собеседнику. – Всю неделю Зевагет пытался узнать, какие у нас силы, вот я ему и помог. Вчера к нему перебежали несколько феспотидян… тщательно подобранных мной. Они рассказали ему, что часть наших кораблей ушла к Фоиссе, на помощь келенфиянам. Сенхеец думает, что у нас меньше двухста судов.
– Так он и поверит, – фыркнул Перей.
– Поверит, когда увидит, что здесь действительно двести кораблей. Он наверняка уже послал кого-то проверить архипелаг, но нашу засаду им не обнаружить, ведь у них нет местных кормчих, а у нас есть. Нет, Перей, сенхейцы поверят, что их больше, и такую возможность упускать не захотят.
– Благодаря тебе, феспотидяне нас теперь ненавидят. Почему ты решил, что они не предадут?
– Их семьи будут им порукой. Если я буду удовлетворён, их отпустят. Если нет… – наварх развёл руками.
– А если ненависть к нам окажется сильнее?
– Они всего лишь феспотидяне, – Гигий презрительно махнул рукой. – Но и об этом я подумал: мои перебежчики считают, что у нас на самом деле двести кораблей, про засаду они не знают ничего. Теперь ты видишь, что дело надёжное.
– Видно ты долго думал над этим, – усмехнулся Перей.
– Конечно, ведь этот бой важнее всех предыдущих. Мы вступим в битву и победим. Ты со мной?
– К чему этот вопрос? Я буду сражаться так или иначе – за Эфер, не за тебя.
– Именно это мне и нужно. Сегодня мы победим не ради Гигия, но во имя Эфера и Эйленоса, а в остальном подумай о том, что я сказал.
– Подумаю, когда для этого будет время, – по непроницаемому лицу Перея сложно было прочесть его мысли. Гигию показалось, что эрептолемов племянник колеблется.
– Что ж, ты прав, – кивнул он. – Сперва победа, а остальное потом. Возвращайся к войскам, и да пребудет над тобой око Эйленоса. Сегодня великий день, Перей, запомни его на всю жизнь!
Странно дёрнув плечом, эрептолемов племянник удалился. Гигий с усмешкой проводил его взглядом. Это пока ещё не союз, но первый камень заложен. Хороший стратег думает не только о победе, но и о её последствиях. Семейство Эрептолема потребуется в дальнейшем, чтобы вести Эфер и Эйнемиду верным путём, а былые разногласия только послужат ему, Гигию, на пользу. Когда такой человек, как Эрептолем, поймёт, что совершил ошибку, самое главное – её великодушно не заметить, и выгода не заставит себя долго ждать. Размышляя о будущих свершениях, наварх приблизился к терпеливо дожидающейся свите. Лица что зрелых мужей, что безусых юношей горели от возбуждения. Висящее в воздухе напряжение, казалось, можно потрогать рукой. Каждый из собравшихся здесь эфериян понимал, что сегодня вершится история, и держал себя подобающе.
– Что наши «гонцы»? – спросил Гигий Лиска. – Есть известия?
– Да, наварх. Они подали условный знак: всё как уговорено.
Гигий предлагал выбрать любой из трофейных доспехов, но Лиск предпочёл простой кожаный нагрудник, тунику эферских цветов и лёгкий медный шлем. «Юнцу не подобает носить оружие мужей» – сказал он. Какая благородная скромность, а ведь это лишь одно из множества его достоинств – воистину, щедра к эферскому наварху Прекрасная Аэлин. Гигий дал себе зарок сразу после боя принести жертву синеокой богине. Он вспомнил о прекрасном доспехе из неарской бронзы, что приготовил в дар возлюбленному на его неумолимо близящееся совершеннолетие. Эта мысль вызвала у наварха печальную улыбку.
– Хорошо, надеюсь, они не подведут. – Гигий обвёл взглядом подчинённых, жадно впитывая их возбуждение, предвкушение, чувство сопричастности событиям, изменяющим мир. Его голос торжественно зазвенел. – Великий день, друзья мои! Великий день! По местам, сограждане, и да пребудет над нами око Справедливейшего!
С моря послышались крики и стук барабанов. Корабли Перея, на ходу распуская паруса, выходили в море. Над местом будущего сражения вставало солнце.
***
Могучая пентера, распустив снежно-белые паруса, расправив бело-синие вымпелы и флаги, со стремительной лёгкостью бороздила морскую гладь, ведя за собой десяток кораблей помельче, словно гусыня стайку несмышлёных гусят. «Добродетель Иофеты» – любовь и гордость Гигия, корабль, названный в честь его матери, литургия, ради которой он некогда влез в долги и даже заложил отцовский дом. Этот поступок восхитил сограждан и стал для честолюбивого юноши первой ступенью на пути к величию. Прошли годы, и вот он, повзрослевший и возмужавший, небрежно облокотившись на борт, взирает на несметное множество кораблей и людей, послушных его воле.