Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Взвыть бы от счастья, кинуться няне на шею, да сыграло свое воспитание. Устя недаром столько лет царицей была, а потом и в монастыре пожить пришлось. Девушка только плечи сильнее расправила.
— Прости, нянюшка. Впредь осторожнее буду. Пойдем, поможешь мне косу переплести, покамест маменька не узнала, да не обеспокоилась.
— Вот блажная, — ворчала няня привычно.
А Устя посмотрела на свою косу.
Толстую, толщиной в руку, которая извивалась по синей ткани сарафана. В золотисто-рыжие пряди вплетена синяя с золотом лента. И ни единого седого волоска.
И не будет!
А что есть?
Чудом Устинья не закричала, в истерике не забилась. Сдержалась.
Неуж и вправду — в прошлом она оказалась? Почти на четверть века назад ушла?
А ежели и так... что у нее есть? Что сделать она сможет?
А многое!
Черный огонек, который горит у нее под сердцем. И знания, которые с ней остаются. Опыт ее горький, книги перечитанные, разговоры переговоренные... все с ней.
А коли так — можно и побороться. Богиня не выдаст — свинья не съест. А то и свинью скушаем!
* * *
Не знала Устинья, не ведала.
Далеко от нее, на другом конце Россы, глаза распахнул старый волхв. Что ощутил он?
Сдвинулось что-то в мире, исказилось. Или напротив — на место становится?
Не понять. А только волнуется мир, ровно камень в пруд кинули, и круги по воде пошли такие, что до Велигнева добежали...
Что-то меняется в мире. Тревожно волхву стало, а только куда бежать? Кому весточку слать? Надобно ему из леса своего выходить, опять к людям идти... иную беду проще упредить, чем потом ложкой большой хлебать.
Родился кто-то? Или умер?
Узнает он. А потом и решит, что делать надобно.
* * *
В своей светелке Устинья быстро стянула сарафан, оставаясь в одной нижней рубахе из беленого полотна, осмотрела его, отряхнула умелой рукой, сняла несколько травинок.
Повезло: осень уже, трава пожухлая, такого сока не даст. Летом бы пятна остались.
Теперь коса.
Рядом ворчала нянюшка с гребнем.
Устя быстро выплела ленту, помогла няне выбрать из косы всякий мусор (рябина-то в косе откуда взялась? Аж гроздь целая прицепилась...), потом в четыре руки косу переплели, и няня помогла воспитаннице надеть сарафан. Расправила складочки.
— Хороша ты у меня, Устенька. Хоть бы твой батюшка тебе мужа хорошего подобрал.
Подобрал.
Кутилу, гуляку, дурака, царем ставшего, и Россу погубившего. Зато бесприданницу Фёдор взял, еще и батюшке приплатил.
Об этом Устя промолчала.
— Нянюшка, кваску бы...
— Сейчас схожу на поварню, доченька. Потерпи чуток.
Няня ушла, а Устя осталась одна.
Погляделась в полированное металлическое зеркало.
Небольшая пластинка, размером чуть побольше ладони, так хорошо была отполирована, что Устя себя видела, ровно в дорогом, стеклянном зеркале.
И понимала — ей и правда шестнадцать.
И коса ее, и улыбка, и фигура... которую не могут скрыть сарафан и нижняя рубаха. И волосы, и лицо ее.
Совсем еще юное, без морщин, без складочки в углу рта...
Устя коснулась овала лица.
Да, ее высокий лоб, ее тонкие черные брови, ее большие серые глаза, ее тонкий прямой нос и рот с такими губами, словно их пчелы покусали. Вот в кого у нее такие губы?
У матушки ротик аккуратный, небольшой, словно розочка, а она...
ЕМУ нравились ее губы. Как-то раз ОН сказал, что у Устиньи губы для поцелуев. Но — не поцеловал. Только однажды...
ОН жив!
И Устя смоет увидеть любимого! Сможет помочь ему, сможет...
Устя задумчиво протянула руку к грозди рябины, сунула багровые ягоды в рот — и зажмурилась, такой остротой вкуса ударило по губам.
Отвыкла она от этого.
В монастыре рябины не было, да и раньше... кто б царице разрешил? Для нее другая ягода есть, заморская, неживая, невкусная... когда она забыла вкус рябины? До смерти любимого человека?
Потом?
Да, потом она уже не чувствовала ничего. Словно в глыбе льда жила.
А вот сейчас...
Под сердцем бился, клокотал, черный огонек. И Устя знала, что это такое. Откуда.
Это — искра богини Живы. Навсегда она с Устиньей останется. Только вот...
Сила сама по себе, что знание закона Божьего — ничего не дает. Применять надо уметь и то, и другое. И учиться этому долго...
Второму ее научили в монастыре. Устя сейчас могла цитатами из священных книг разговаривать. А первому...
Волхва Живы.
Устинья обязательно сходит на капище. Сходит, расскажет, что сможет, попробует узнать, что с ней. Для нее это не опасно, а для других? То ей неведомо.
И человек ей надобен.
Прабабушка.
Ей очень нужна прабабушка Агафья. Сейчас она в имении, не любит она в городе жить. В зиму приедет, как лед на реках ляжет. В прошлой жизни Усте это неинтересно было, а вот сейчас...
Она дождется прабабушку.
Не просто так она ее ждать будет.
Не просто так огонек в Устинье зажегся, не просто так Верея силу в ней почуяла. Прабабушка о своем прошлом говорила скупо, а все ж кое-что Устя понимала. И побаивались прабабушку не просто так. Может, и не волхва она. А может — и кто?
В той, прошлой жизни, которую Устя для себя черной назвала, в ней она не сильно-то прабабушку расспрашивала.
Побаивалась, дурочка.
Чего боялась?
Люди куда как страшнее волхвов.
То, что они с другими и без всякой ведовской силы сделать смогут. Что такое ведовство? Смерть твоя придет? Так что же?
А жить, ровно труп бесчувственный, годами в монастыре гнить? Не дышать, солнышка не видеть, не... куда не повернись — все — не!
И никакого колдовства не понадобилось.
А ведь прабабушка жива еще. Жива была, когда Устинья замуж выходила. Жива была, когда Устинья на смотрины отправилась, еще на внучку с тревогой смотрела, но ничего не спрашивала. Почему?
А что ж тут гадать?
Кто ж у овцы покорной спрашивает? Что овце скажут, то она и заблеет, и на скотобойню своей волей пойдет... Дура бессмысленная!
Прабабушка еще лет пять жива была, потом уж, в Черный Мор померла... сейчас Устинья бояться и блеять не будет.
Из овцы получилась — кто? Устя пока не знала. Не такой уж она опасный зверь. Может, лисица? Ей сейчас хитрее лисы быть надо, злее лисы, опаснее...
Прятаться надобно, следы путать, глаза отводить.
Чем помог ей монастырь — пониманием того, что все, все можно найти в книгах. Надо только знать, где искать, что искать. И читать, копаться, и размышлять — и можно получить совсем неожиданные выводы.
Жития
