Эхо старых книг - Барбара Дэвис
Как, например, в жизни ее отца, которого часто выгоняли с работы. Не потому, что недостаточно умен или опытен, а потому, что просто был слишком зол. Вся округа знала о вспыльчивом характере Джералда Грира – кто-то испытал это на себе, а кто-то почти ежедневно слышал, как его злоба льется из окон. Орал на мать за то, что она пережарила свиные отбивные, купила чипсы не той марки или чересчур накрахмалила его рубашки. Ничто и никогда не было для него достаточно правильным или хорошим.
Люди шептались, что у Джералда проблемы с алкоголем, но Эшлин никогда не замечала, чтобы отец держал дома спиртное. «И то хорошо, – однажды проворчала бабушка Трина. – Всего один испорченный ужин, и мой зять готов спалить дом. Не хватало еще распалять его гнев алкоголем».
Мать, неприметная, как тень, обычно сидела в своей комнате и смотрела игровые шоу или спала после обеда, чему способствовал бездонный, казалось, пузырек с желтыми таблетками на тумбочке. Таблетки от душевной боли, как она их называла.
В то лето, когда Эшлин исполнилось пятнадцать, у Виллы Грир диагностировали рак матки. Пошли разговоры об операции, химиотерапии и лучевой терапии, но мать отказалась от лечения, решив, что ее жизнь не стоит таких усилий. Она умерла меньше чем через год, и ее похоронили за четыре недели до шестнадцатого дня рождения Эшлин. Своей семье и дочери Вилла предпочла смерть.
Неожиданно для всех, отца Эшлин сразила потеря жены: он то запирался в спальне, то вообще держался подальше от дома. Он мало ел и редко разговаривал, и в его глазах появилась тревожная пустота. А затем, во время вечеринки в честь ее шестнадцатилетия, на которой настояла бабушка – сама Эшлин праздновать не хотела, – отец забрался на чердак, вдавил в подбородок дуло заряженного «винчестера» и нажал на спусковой крючок.
Он тоже сделал свой выбор.
Эшлин переехала жить к бабушке и каждый четверг посещала психотерапевта, который помогал подросткам справиться с горем. Не то чтобы от этого стало лучше. Двое родителей ушли в течение месяца, и оба оставили ее по собственному выбору. Наверняка проблема в ней самой. В том, что она сделала или не сделала, в каком-то ее ужасном, непростительном недостатке, подобном безобразной родинке или дефектному гену. Вопрос вины стал постоянным спутником Эшлин. Как шрам на ее ладони.
После смерти родителей магазин стал убежищем, где можно спрятаться от взглядов и шепота, где никто не посмотрит на нее косо и не станет хихикать над девочкой, чей отец выбил себе мозги, пока она задувала свечи на праздничном торте. Однако не только самоубийство отца омрачило ее ранние годы. Эшлин всегда отличалась от других, была отстраненной и замкнутой.
Со странностями.
Такой ярлык Эшлин заработала в седьмом классе в первый же учебный день, когда расплакалась, взяв в руки потрепанный учебник обществознания, источающий ненависть к себе. Эхо оказалось таким мрачным и бездонным – таким неприятно знакомым, – что было почти невыносимо дотрагиваться до книги. Она умоляла соседку по парте поменяться с ней, но не хотела назвать причину. В конце концов учитель выдал ей другой учебник, но перед этим весь класс успел вдоволь над ней посмеяться.
Спустя годы это воспоминание все еще жгло, но Эшлин все-таки научилась принимать свой странный дар. Подобно умению рисовать или играть на скрипке, он стал ее частью и временами даже приносил утешение. Эхо книг заменило настоящих друзей, которые могли осудить ее или бросить.
Эшлин отогнала эту мысль, поставила сумку на прилавок и обвела взглядом магазин. Она обожала каждый дюйм его уютного беспорядка, истертые ковры и покоробленные дубовые доски пола, запах пчелиного воска в смеси со следами аромата трубочного табака Фрэнка Этуотера. Взглянув на стопку книг, ожидающую ее на стойке, на полки, которые нужно протереть от пыли, и на окна, которые давно следовало помыть, Эшлин пожалела, что так и не решилась нанять помощника для повседневных дел.
В прошлом месяце она едва не разместила объявление, даже написала текст, но в конце концов передумала. Дело было не в деньгах. С развитием переплетного бизнеса она заработала более чем достаточно, чтобы содержать персонал. Эшлин побоялась лишиться убежища, которое построила для себя – изолированный мирок из чернил, бумаги и знакомых голосов книг. Она не была готова впустить сюда чужого человека, даже если бы в результате получила больше свободного времени. Возможно, как раз свободного времени она и боялась.
Эшлин взглянула на старые вокзальные часы на стене, сняла с себя куртку и бросила ее на прилавок. Было около четырех, еще целый час на то, чтобы навести порядок на полках, прежде чем перейти в переплетную мастерскую. Сегодня там ее дожидался весьма разнообразный набор книг, среди которых были «Искусство приготовления пищи с травами и специями», «Путеводитель по поведению птиц в двух томах», «Поэтические произведения сэра Вальтера Скотта» и «Четыре измерения философии».
Разнообразие человеческих интересов никогда не переставало ее удивлять. Если кого-то где-то заинтересовала какая-то тема, даже самая необычная, можно не сомневаться, что об этом написана книга. И если существует какая-то книга, то кто-нибудь захочет ее прочитать. Эшлин считала своей профессиональной задачей соединить нужную книгу с правильным человеком и относилась к ней очень серьезно. Она росла с убеждением, что человек может научиться абсолютно всему из книг, и до сих пор в это верила. Да и как можно не верить, проводя свои дни в таком месте?
Покончив с разбором полок, она отполировала прилавок и пополнила запасы раздаточных материалов на уличной стойке, в том числе положила туда последний выпуск ежемесячного информационного бюллетеня магазина. Витринным окнам придется подождать мойки еще один день. Шестьдесят лет работы сказались на внешнем облике магазина, но ее клиентам, несомненно, нравилась и патина на старых полах, и переполненные деревянные полки.
В дальней комнате, где располагалась переплетная мастерская, Эшлин включила потолочные люминесцентные лампы, почти неприятно яркие после мягкого света главного зала. Маленькая комната казалась захламленной, но то был хорошо организованный хаос. Справа, сразу у двери, находился станок для сшивания страниц и подставка с бумагой для форзацев различных цветов и узоров. Левую часть помещения практически целиком занимал старинный чугунный аппарат, который когда-то
