Дарья Снежная - Артефактика. От теории к практике

Решено! Одну вещь. Я сделаю в этой технике одну вещь — только для защиты дорогого человека!

С поисками да в работе время летело как птица. И я вдруг спохватилась, что вся в тяжких размышлениях, как уберечь Макса, про самого-то Макса едва не забыла! Может, и к лучшему оно, странно было бы стажерке рядом крутиться день и ночь наравне с матерью. Но проведать его все-таки стоит. Угрожала же!

На дежурстве в больнице я снова обнаружила Тиа. Та поприветствовала меня как давнюю знакомую, отчиталась, что с Максом все прекрасно-замечательно и что госпожа Эдора, видя, что сын в относительном порядке и дополнительного ухода не требует, уехала на внеочередное заседание городского Совета, посвященное прибытию короля. Я от души поблагодарила ее за новости и, вежливо постучав по двери палаты № 26, сунулась внутрь.

— Здравствуйте, мастер Шанте… ой!

Натягивающий в этот самый момент свитер Макс удивленно обернулся. Нет, увидеть ничего, кроме плотно опоясывающих спину белых бинтов, я не успела, но все равно страшно смутилась и опустила глаза… ровно до того момента, как сообразила, что именно увидела!

— Мастер Шантей, а куда это вы собрались?! Вам же еще два дня лежать минимум!

— Здравствуй, Нинон, — ровно отозвался мастер, напрочь игнорируя последующее возмущение. Одернул свитер, неторопливо поправил рукава.

Я зашла-таки внутрь, прикрыла дверь и прислонилась к ней, скрестив руки на груди, решив для себя, что и с места не сдвинусь, пока мне не объяснят, почему раненый человек вместо того, чтобы выздоравливать, явно пытается совершить коварный побег!

— Я и буду лежать, — снизошел до объяснений Макс под моим сердитым сверлящим взглядом. — Дома.

— Но целитель сказал…

— Кудряшка, ты же уже познакомилась с моей матерью. Она меня добьет ничуть не менее профессионально, чем работники городской больницы.

Прима-мастер, поморщившись, сел на кровать. Посмотрел на стоящие рядом ботинки. Вздохнул. Ме-е-едленно наклонился… ну и куда вот собрался этот сумасшедший человек, когда он даже ботинки нормально надеть не может?

— Мастер Шантей!..

— Нинон, не начинай! — опередил меня мужчина суровым одергиванием. — Мне уже все высказали. И не раз.

— Вот! — Не растерявшись, я назидательно вздела палец. — Слушайте маму, мама плохого не посоветует!

Потом вспомнила почему-то, как моя родительница советовала в первую очередь заняться в школе поиском подходящего жениха, и уточнила:

— Ваша по крайней мере…

Макс справился с правым ботинком, выпрямился, переводя дух.

— Да вас в таком состоянии на улице ветром сдует! — не унималась я.

И тут же пересекла палату, положила обе ладони мастеру на плечи и легонько надавила, пытаясь дать понять — то, с чем я справлюсь, и ветер осилит. Вот же не лежится этому неугомонному!

Мужчина и впрямь чуть качнулся, но тут же перехватил мои запястья.

— Нинон, что ты делаешь? — Вид у него был до умиления трогательный и растерянный.

Я отчаянно смутилась такой постановке вопроса.

— Укладываю вас в постель.

Сообразила, что сказала, и своему ответу смутилась еще больше. А потому торопливо выдернула руки из неожиданно сильных и горячих пальцев и вновь отошла к двери.

— Все равно я вас не выпущу!

Прима-мастер в очередной раз тяжело вздохнул и упрямо наклонился к левому ботинку. Зашнуровал. Поднялся. Двинулся прямо на меня таким стремительно-уверенным шагом, что мне с трудом удалось подавить желание зажмуриться — казалось, протаранит!

Не протаранил. Но и остановился, только практически в меня упершись.

Я внезапно ощутила себя особенно мелкой, когда он так возвышается надо мной почти вплотную. Что приходится голову вскидывать, чтобы заглянуть в глаза. В серые глаза, в которых сейчас перемешались и раздражение, и насмешка, и… тепло? У меня аж в горле пересохло и ноги подкосились от такого количества противоречивых и ярких эмоций.

Я стояла, смотрела на него, запрокинув голову, забыв, как дышать. Растерявшись от того, что он так близко, и от того, что от близости этой я не испытывала ни малейшей неловкости. А в висках пульсом бился вопрос — как же объяснить ему, неугомонному, что надо себя беречь?..

— Уволю! — сурово провозгласил начальник, внезапно вспомнивший, кто здесь главный.

— И шоколад приносить запретите, да-да, я помню, — отважно съязвила я в ответ.

Макс наградил меня взглядом — нет! — Взглядом. Долгим, многообещающим Взглядом, ясно дающим понять, что кое-кто из присутствующих здесь кудрявых стажерок возомнил о себе слишком много. И что еще немного — и увольнение покажется мне божьим даром по сравнению с наказанием, на которое способна прима-мастеровская гениальность. Я бы даже попятилась, наверное, если бы было куда.

— Ну, давайте вы хотя бы дождетесь возвращения госпожи Эдоры? — жалобно проблеяла я, вжимаясь в дверь. — И вернетесь домой в сопровождении целителя.

Макс помедлил с ответом, пристально меня разглядывая.

— Хорошо.

Не успела я облегченно выдохнуть, как — боммм-к! — и полностью довольный собой мастер вернулся к кровати, а я осталась стоять у двери с подпрыгивающей перед носом кудряшкой.

Однажды вечером, после работы,

за плотно закрытыми дверьми

— Будешь? — Лепрекон любезно продемонстрировал гостье чуть запыленную бутыль отборного гномьего виски.

Дейдрэ МакАльпин отрицательно мотнула головой и продолжила свою речь:

— Нет, вот ты меня не слушаешь! Ну тут же и слепому видно, как она на него смотрит. И как за него переживает! И как он над ней трясется. И как ей во всем потакает. И это наш-то Макс?.. Вот вкатят нам иск за растление младенцев! Тогда помянешь ты мои слова.

— Брось, Дейдрэ, она совершеннолетняя! — без особой, впрочем, уверенности пробормотал лепрекон, работодатель и новоявленный содержатель притона, с бульканьем наливая густо-янтарную жидкость в хрустальный стакан.

— Она совершеннолетний младенец, — скорбно отозвалась мастер-ювелир и, вздохнув, покосилась на отвергнутую ранее бутылку. — А, демоны с тобой! Наливай!

Глава 7

Дурдом, родной дурдом, или О благоприятном воздействии дождливой погоды

Судя по звукам, доносившимся со второго этажа, там творилось форменное смертоубийство. Я только вошла в помещение лавки и сейчас, стоя у лестницы, сосредоточенно прислушивалась к происходящему наверху. Всю какофонию перекрывал возмущенный голос Кайстен. Кладовщица то начинала вопить, то частила бешеной скороговоркой, то призывала в свидетели всех известных богов…