Марина Дяченко - Авантюрист
– Нищая труппа, – усмехнулась Танталь в ответ на известие. – Все, кто поблагополучней, зиму в городах зимуют… это же надо – в морозы по дорогам таскаться!..
Я промолчал.
Две повозки…
Я не верил в совпадения, но верил в судьбу.
Можно было бы прихватить с собой двенадцать выкормышей Солля – узнав, в чем дело, они помогли бы мне с радостью… Но я отбросил мысль о чужой помощи. Прошлый раз мне хватило одной шпаги – теперь же я облачен еще и властью: как ни оскудел род, а моих прав здешнего властителя никто пока не отменял…
– О чем вы думаете? – спросила Танталь с беспокойством.
Алана спала. Последнее время она почти постоянно спит, и это нравится мне все меньше и меньше… «Использовал. Мерзкое слово»…
– Ретано… Что случилось?!
Вероятно, на лице моем проступила совсем уж зверская ухмылка. Сладострастная в своей жестокости. Привезти мерзавцев в замок…
– Пойду поглядеть на представленьице, – сказал я голосом белого ягненка. – Люблю… театр. Всей душой. Танталь нахмурилась:
– Ретано… Ты… вы умом рехнулись, по-вашему, это те самие?!
Я счастливо улыбнулся.
– Я пойду с вами, – сказала она жестко. – Я и Аген,мы…
Вероятно, выражение моего лица оказалось красноречивее слов, и потому Танталь не закончила фразу. Осеклась; пробормотала миролюбиво:
– Ладно. Я одна… можно?
– Знаю, что вы тоже любите театр, – сказал я еще более нежно. Прямо-таки проблеял.
Мы явились в поселок за час до заката; приготовления к спектаклю были в самом разгаре. Две повозки стояли впритык, одна, лишенная полога и с опущенными бортами, превратилась уже в подмостки. Высокий, хорошо сложенный мужчина неторопливо вбивал гвозди, собираясь, по-видимому, навешивать занавес; он был обращен к нам спиной – я сам почувствовал, как хищно раздуваются мои ноздри. Это был тот, бастард, подавшийся в комедианты, но не растерявший умения обращаться с ножом. Тот, что бил натихую…
Прочих не было видно, но из второй повозки явственно доносились голоса; я глянул на Танталь. Моя спутница была странно сосредоточена, как будто ей предстояло ответить на трудный вопрос, и от ответа зависела жизнь.
Я сжал губы. Тяжелой походкой властелина двинулся по направлению к повозкам, и ранние зеваки, понемногу заполнявшие двор, мстнулись кто куда. Наверное, я выглядел эффектно.
Бастард все бил и бил молотком, не подозревая, какие черные тучи сгущаются в этот момент над его красивой головой. Танталь – я слышал – спешила следом за мной; одним движением я вскочил на подмостки, телега качнулась, трудолюбивый комедиант наконец-то отвлекся от своего занятия, вздрогнул и обернулся.
Судьба приготовила мне неприятный сюрприз. Это был не бастард; смазливый мужчина лет двадцати пяти, черноволосый, с манерным лицом избалованного дамского любимца, прямо-таки на лбу написано – «комедиант»…
Я сжал зубы. Под пологом второй повозки возились тени; мне слишком не хотелось верить в ошибку, потому я оскалился:
– Где хозяин? Живо!
Комедиант привык, по-видимому, к внезапным появлениям всякого рода самодуров. Слово «власть» не было для него пустым звуком, а потому он поспешно изобразил поклон и даже изящно махнул молотком – будто шляпой:
– Там, благородный господин, в повозке… Мы всего лишь смиренные комедианты. Мы исправно платим на-логи…
Я оттолкнул его – в конце концов его не было среди обидчиков Аланы – и грубо рванул занавеску, прикрывающую вход под размалеванный полог.
Затрещала, разрываясь, ткань. Охнула за моей спиной Танталь – как, и она взобралась на подмостки? Без посторонней помощи?..
Здесь было темно и душно, пахло потом и, кажется, пудрой; взвизгнула, прикрываясь, какая-то полуголая дамочка, я хищно обернулся к ней, ожидая увидеть томную красавицу, не так давно приглашавшую меня на представление.
Меня схватили за плечо:
– Позвольте! По какому праву?!
Я обернулся.
Нет, я никогда его не видел. Это не он, это не его я мечтал поймать и доставить в замок; даже полумрак, даже нарисованные на лице морщины не могли сбить меня с толку. Это не он.
– Сейчас объясню, по какому праву! – рявкнул я, уже не сдерживая злобы. Комедианты представлялись мне обманщиками, насмешниками, сознательно решившими надо мной поиздеваться. Кажется, та девица в темном уголке уже хихикает: что, благородный господин, обознался?!
– Сейчас я объясню, – прорычал я, давясь густым запахом грима. – Кто предводитель? Ко мне! Кажется, кто-то всхлипнул.
– Я предводитель, – медленно сказал тот, что был загримирован под старика. На самом деле ему было лет сорок с небольшим.
Возбужденно гудела толпа. Со всех сторон сбегались новые зеваки – наверное, никакое представление не привлекает так, как настоящая драка. Настоящее унижение. Настоящее насилие, без игры.
– Чем мы провинились, господин?
При дневном свете грим на лице предводителя казался уродливой маской.
Я еще не знал, чем они провинились. Наверное тем, что комедианты; все комедианты одинаковы, то, что случилось с Аланой, могло произойти и с другой девочкой, и под этим самым, надорванным мною пологом…
– Господин, у нас есть грамота… позволяющая играть… в городах и поселках… мы платим налоги, мы…
– Бариан, – сказали у меня за плечом. Вроде бы незнакомый голос; только секунду спустя я понял, что говорит Танталь.
Предводитель вздрогнул. С трудом оторвал взгляд от моего лица и глянул мне за спину.
– Бариан, – повторила Танталь с каким-то не то смешком, не то всхлипом. – Привет.
Покрытое гримом лицо несколько мгновений пребывало в неподвижности. Потом я увидел, как подведенные белым глаза раскрываются, явно собираясь вылезти из орбит:
– Ты?!
Ночевали комедианты уже в замке. Танталь накупила в поселке провизии; двенадцать ее телохранителей недовольно хмурились, разглядывая повозки и их обитателей.
Танталь и тот, кого она звала Барианом, допоздна сидели в большом зале перед камином; прочие члены труппы примостились на тюфяках, милостиво выданных Итером, время от времени кто-нибудь из них просыпался, поднимался на локте, пытаясь сообразить, куда попал; потом, убедившись, что сон продолжается, с блаженной улыбкой валился обратно.
– Да, дела… ну, сама видишь. Из фарсов играем только «Рогатого мужа», и то… – Бариан, небрежно отмытый от грима, грустно усмехнулся.
– Муха вырос… И я ведь в этой роли… не Мастер Фло. И Динка, – он оглянулся на дамочку, сладко дремлющую на своем тюфяке, и закончил шепотом: – И Динка – не ты. Так-то…
Я приблизился, стараясь ступать потише, но Бариан все равно вздрогнул. Он боялся меня; мое явление в грохоте молний, с руганью и обрыванием полога не прошло даром. Бродячая бесправная жизнь приучила его бояться всякого, кто хоть чуточку сильнее. Правило, хранящее маленькую жизнь комедианта…
– Сядьте, Ретано, – сказал Танталь, не глядя на меня. – Вот, с этим человеком… мы проехали… неважно, сколько. Сколько лет, сколько дорог… Может быть, и я бы сейчас…
Она смотрела в огонь. Она была не похожа на саму себя, потому что выразительное лицо ее разом утратило всю свою жесткость. На глазах то и дело показывались слезы – уж чем-чем, а сентиментальностью Танталь не отличалась никогда…
И все же вообразить ее в повозке… в компании хотя бы и этого Бариана…
– Я пойду спать, – извиняющимся тоном пробормотал комедиант. Мое присутствие угнетало его; Танталь, не глядя, поймала его за руку:
– Сиди… Он вздохнул:
– Динка… мы ее на комедийные роли брали, а подросла – глядим, героиня… И хорошо, потому как Гезина к тому времени уже замуж вышла… Смеяться будешь, Танталь – за лавочника!..
Он осекся. Поерзал, зябко повел плечами:
– Нет, я пойду, пожалуй… Господину Рекотарсу… Благодарствие за гостеприимство, но господину неинтересно ведь слушать, о чем это я тут болтаю…
– Если господину неинтересно – господин уйдет, – холодно сообщила Танталь. Меня передернуло – все это, конечно, трогательно, но Танталь забывается. Всякому панибратству есть предел…
Я развернулся и пошел прочь – всем своим видом показывая, что болтовня комедианта и комедиантки не может меня оскорбить. На пороге зала обнаружился запыхавшийся Итер:
– Господин Ретано… Там… госпожа Алана… вроде как бредит.
…Она лежала, скинув одеяла, сбив в кучу простыни,яркий свет упал ей на лицо, но она не проснулась. Ресницы были плотно зажмурены, бледный рот искривился, будто в припадке; я сел рядом, схватил ее руку, беспомощно огляделся, не зная, чем помочь.
– Не надо, – бормотала она сквозь зубы. – Там… трясина… не на… не надо!..
До самого утра моя жена металась, медленно поедаемая кошмаром.
И до утра я никак не мог ее разбудить.
Мы тронулись в путь на рассвете. На перекрестке наши пути разошлись – повозки комедиантов свернули направо, а экипаж Соллсй и карета с гербом Рекотарсов, сопровождаемые эскортом из дюжины всадников, неспешно покатили прямо.
