Год гнева Господня (СИ) - Шатай Георгий

— Так я пойду тогда? — неуверенно спросил стражник Виллем.

— Ступай, — ответил ему аббат. — И передай мессиру Ростеги, что если он не выдаст нам обвиняемую, мы будем вынуждены прибегнуть к самым суровым мерам — вплоть от отлучения! Или, как минимум, его ждет отказ в погребении в церкви Сент-Круа, отказ в предсмертном пострижении и отказ в заупокойных службах.

Виллем поспешно вышел, даже не поклонившись аббату на прощание: то ли забыл, то ли не счел нужным. По поджатым губам настоятеля Ивар понял, что подобное небрежение, тем паче проявленное публично, укололо его самолюбие.

Фрагмент 18

Вскоре гости аббата начали расходиться. За столом остался сидеть лишь старик-францисканец, которого хозяин дома попросил задержаться для важного разговора. Ивар тоже поспешил наружу, чтобы успеть перехватить лекаря Безиана, обычно перемещавшегося столь стремительно, что братья за глаза называли его «брат Бегиан».

И в этот раз лекарь уже успел куда-то умчаться, пока Ивар безуспешно пытался обойти в дверях приора и келаря, неторопливо беседовавших между собой на ходу. Чем разыскивать лекаря по всему аббатству, подумал Ивар, лучше дождаться его на травяных грядках, где Безиан обычно проводил свои послеобеденные часы.

Небо то хмурилось, то распогоживалось вновь. Еще недавно вовсю палило удушливое солнце — и вот оно уже скрылось за тяжелыми тучами, нагнанными холодным пыльным ветром. Ивар почувствовал, как что-то хлюпнуло под ногой. Это оказался толстый земляной червяк, выползший на каменную плиту тропинки. В ярде от него лениво извивался еще один, в полпальца толщиной. Чуть дальше — еще один, и еще. «Сколько же их повылазило!» удивился Ивар. «Словно после дождя». Стараясь не наступать на синюшных слизняков, он направился в сторону грядок с лечебными травами, мимо аббатской голубятни.

Монахи Сент-Круа гордились своей голубятней. Единственным ее неудобством были пятна голубиного помета, устилавшие все вокруг: крышу голубятни, притоптанную землю вокруг нее; доставалось даже каменным тропинкам аббатства и бритым макушкам братьев. С другой стороны, это было крайне ценное удобрение для трав и фруктовых деревьев, гораздо ценнее перегноя.

Свернув за угол голубятни, Ивар едва не запнулся о сидевшего на корточках лекаря Безиана, внимательно рассматривавшего что-то лежавшее на земле. Лекарь поднял взгляд на Ивара и с кряхтеньем поднялся. На земле у его ног лежал мертвый голубь с выклеванными глазами, весь в кровяных подтеках. На немой вопрос Ивара лекарь, тяжело вздохнув, обронил:

— Чайки, — Безиан показал взглядом в сторону. Ивар, повернув голову, увидел, как в десятке шагов от них две речные чайки терзали еще одного мертвого голубя, извалянного в пыли.

— Уже третий за сегодня, — сокрушенно промолвил Безиан. — Похоже на мор. Господи, прости нам прегрешения наши, — лекарь троекратно перекрестился, повернулся к Ивару и почему-то полушепотом произнес:

— Приходят недобрые вести с юга. Дай Бог, чтобы они оказались пустыми слухами, но…

— Что «но»? — спросил Ивар.

— Мне кажется, наш аббат что-то знает. Он явно чем-то встревожен. Почему он не поехал в Авиньон, когда возвращался из Милана?

Ивар пожал плечами:

— Мало ли могло быть причин…

— Нет, — горячо возразил Безиан, — ему очень нужно было попасть в Авиньон, в резиденцию папы — он сам говорил. Но он не поехал.

— И ты знаешь, почему?

— Знать я не могу, однако ходят слухи… Ходят слухи о какой-то болезни, что свирепствует в южных землях. Быть может, она уже добралась и до Авиньона? Вот, послушай, — лекарь принялся рыться в складках своей одежды. — Где же оно? Ах, вот, нашел… — Безиан протянул Ивару небольшой пергаментный свиток. — Один брат из нашего ордена попросил меня переправить это письмо дальше, во Фландрию. Тот человек, что написал его, служит в Авиньоне, при папской курии. Я пытался прочесть, но это палимпсест,* к тому же плохо соскобленный. Некоторые слова я так и не смог разобрать: глаза уже не те. Быть может, тебе удастся?

[*Текст на пергаменте поверх старого, стертого текста]

Пергамент действительно выглядел неважно. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к почерку писавшего. Мелкие закорючки плясали перед глазами, разбегались в разные стороны, наползали на небрежно стертые буквы старого текста — судя по всему, какого-то медицинского трактата — однако мало-помалу Ивару удалось разобрать написанное:

«На Востоке в Великой Индии ужасные и неслыханные бури поразили всю провинцию в три дня В день первый пролился кровяной дождь из жаб, змей, ящериц и скорпионов а такоже многих ядовитых гадин подобного рода В день второй раздался гром с молнией и слои пламени упали на землю вперемешку с градинами невиданных размеров изничтожившие всех от мала до велика В день третий огненные стрелы сошли на землю с небес и зловонный дым изничтожившие все что осталось живого и людей и животных и спалившие все города и селенья в тех краях Бури те заразили всю провинцию и считается что из-за гнилостных дуновений ветра пришедшего с юга все побережье и прилегающие земли были заражены…»

Ивар оторвался от пергамента и посмотрел на лекаря Безиана, напряженно внимавшего каждому слову:

— Брат Безиан, когда в прошлое воскресенье я плыл сюда по Гаронне, у нас на коге тоже был один каноник по имени Адам, родом из Фландрии. Они бы наверняка спелись с автором сего послания. Тот тоже всё рассказывал про знамения и омены, предвещающие конец времен.

— Ты прочитал все письмо до конца? — с серьезным видом спросил лекарь.

— Нет еще. Сейчас дочитаю, — ответил Ивар и продолжил борьбу с неразборчивым почерком:

«В тысячах мест разверзлись расщелины из коих поднялись вредоносные пары Огненный метеор сошедший на землю где-то далеко на Востоке уничтожил все на сотню лиг окрест заразив воздух повсюду Бесчисленные наводнения усугубили бедствие речные участки превратились в болота гнилостные пары поднялись отовсюду К ним присовокупилось зловоние от гниющей саранчи николи доселе не наводнявшей землю столькими полчищами что закрывали полуденное солнце а такоже от бесчисленных мертвых тел разлагавшихся повсюду источая зловонные пары И обо всем том мне поведал наш викарий вернувшийся из земель восточных и узревший все то своими очесами».

Закончив чтение, Ивар с улыбкой вернул свиток Безиану:

— Кажется, я где-то уже читал нечто подобное. Ах да, вспомнил: в Священном Писании. Там, где Господь насылает на фараона десять казней египетских: «и рыба в реке умрёт, и река воссмердит, и воскишит река жабами, и поднимется пыль по всей земле Египетской, и будет на людях и на скоте воспаление с нарывами, и будет град и огнь между градом, весьма сильный, какого не было во всей земле Египетской со времени населения её». И там же: «настало утро, и восточный ветер нанёс саранчу, и напала саранча на всю землю Египетскую». Или в Откровении Иоанна Богослова: «и звезды небесные пали на землю; и сделались град и огнь, смешанные с кровью; и град, величиною в талант, пал с неба на людей; и я увидел звезду, падшую с неба на землю, она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, и из дыма вышла саранча на землю; от этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей».

— Ты хочешь сказать, что наш брат в Авиньоне — пустословный выдумщик? — неприязненно посмотрел на Ивара лекарь Безиан.

— Вовсе нет. Просто человек видит то, что хочет и способен увидеть. Ведь на мир он смотрит сквозь кривую линзу своего языка и мышления. Поэтому в его картине мира не может появиться того, чего не было бы в кладовых его языка. Равно как изограф не может изобразить синее небо, не имея с собой синих красок. К тому же, наш брат-христианин слишком уж рьяно зачитывается Откровением Иоанна Богослова, настраивающим его тонкую душу на обостренно эсхатологический лад.

— Что значит «эсхатологический»? — нахмурился Безиан.

— Связанный с концом света, загробной жизнью и тому подобными вещами.