Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— И всё-таки мне тоже сомнительно, — сказал незнакомый мне генерал Динг, в порошинках, въевшихся в лицо, как в веснушках. — Все молятся, да не всякая молитва доходит…
— Для этого у вас капелланы, — сказала я. — Чтобы объяснять, как правильно молиться, что вы, в самом деле…
— О силе молитвы вы можете проконсультироваться у мессира Эгли, дорогие мессиры, — сказал Валор. — Фарфоровое воинство немало об этом знает.
— Это да, — сказал Эгли, и прозвучало серьёзнее, чем всё, что он говорил до этого. — Я хорошо помню… свет, — но надолго его не хватило. — Конечно, мы все уверены, — тут же выдал он. — Мы же практически ангелы!
Бывают же настолько несерьёзные генералы, подумала я. Впрочем, он наверняка великолепен в бою — недаром же его летучих кидают в самое пекло… а хохмит, чтобы не сойти с ума от тоски и потерь.
А может, он просто хорошо знал Лиэра, — потому что на маршала его шуточки подействовали даже лучше, чем наши аргументы. И Лиэр подписал приказ по армии, уточнив, что нужно прямо типографским способом напечатать для личного состава специальные брошюрки с особенно важными молитвами. Чтобы всё время были под рукой.
Миль помалкивал, слушал и кивал: он очень одобрял, его кошачьи усы воодушевлённо топорщились.
Мы пообещали всяческое содействие, держать в курсе, разобраться с алхимическим шифром, сообщать обо всём, что хоть как-то сможет помочь нашей армии, оставили военных обсуждать частности — и распрощались.
Валор пошёл вниз, помогать Ольгеру и Грейду. А меня накрыло таким сильным желанием увидеть Виллемину, что я решила непременно её разыскать.
Разумно было бы спросить у Друзеллы или дежурного лакея. Но мне хотелось не разумнее, а быстрее — я сказала Тяпке: «Ищи нашу Вильму» — и побежала за ней. Элементарно же!
А Вильма разговаривала с Рашем в нашей гостиной. Тяпка к ней поскакала с радостным лаем, Вильма гладила её, улыбалась и качала головой, а Раш вскочил, чтобы поцеловать мне руку.
Клешню. Без перчатки.
А я ему руку пожала. Раш скверно выглядел, осунулся и постарел, но был по обыкновению франтоват, с гвоздикой в петлице, с тем самым блокнотом в обложке из тонкой тиснёной кожи с золотыми уголками. Улыбался, хоть и устало.
Виллемина подошла и обняла меня.
— Прости, — сказала я тихонько. — Я помешала? Просто, знаешь, очень нужно было тебя видеть. И мессиру Рашу я ужасно рада. Ты очень занята?
Вильма улыбнулась, восхитительно, как живая:
— Я занимаюсь отвратительной домашней работой, милая моя сестричка: мы с нашим драгоценным мессиром Рашем сводим счета. Я прикидываю, хватит ли мне на рыбу и на зелень, останется ли на уголь — и не стоит ли заложить колье, чтобы расплатиться с прачкой.
— Колье — не надо, драгоценная государыня, — ласково сказал Раш. — Мы справимся.
— Потому что серьги мы уже заложили, — кивнула Вильма с печальным смешком. — Да, дорогой друг мой, это была славная игра. Мы прошли по самому краю.
— Нам грозил какой-то ужас? — спросила я. Даже в животе стало холодно.
Вильма поправила мой локон, который опять выскочил из-под шпильки:
— Нам всегда грозит какой-то ужас, милая моя Карла. Это наше нормальное состояние. Я думаю, Господь имел в виду, что короли затем и нужны, чтобы ужас только грозил, никогда не претворяя угрозы в реальность… По крайней мере, мне представляется, что это моя работа.
— Мой бедный государь Гелхард гордился бы вами, ваше прекраснейшее величество, — сказал Раш, глядя на Виллемину не как на королеву, а как на Мельду, например. — Меня восхищает ваш спокойный разум.
— Если вы о займе, который предлагал мой папенька, — сказала Виллемина, — то мной руководил не только расчёт, но и опыт. Папенька нежно любит меня, но это не значит, что я, доверившись ему, рискну независимостью страны. Несмотря на нежнейшую отеческую любовь, он не упустит своего, а хватка у него стальная. Я была неистово рада, когда мы нашли чем расплатиться. Предпочитаю брать в долг у наших банкиров.
— Нам очень повезло с ценами на горючку, сахар и чугун, — сказал Раш. — Особенно на сахар.
— Мессир Раш — ясновидящий, — сказала мне Виллемина. — Или это Божье чудо, или это ангелы небесные ему нашептали, что сахар подскочит в цене.
— Как вы изволили сказать, — улыбнулся Раш, — мной руководил не только расчёт, но и опыт. И нам остаётся только наблюдать и выбирать удачные моменты.
Я слушала их и думала: военных я понимаю. Во всяком случае, в Штабе у меня не бывает такого чувства, будто военные говорят по-ашурийски. А вот Вильма и Раш иногда переходят на какой-то нечеловеческий язык, который я не понимаю вовсе.
Вот что же хорошего в том, что подорожал сахар? Наоборот, плохо…
— Интересно: кто-нибудь ещё менял сахар на винтовки или мы первые? — сказала Виллемина, смеясь, и я поняла. — И попрошу вас, дорогой мессир Раш, передать прекраснейшим мэтрам Югерсу и Лонду, что они блистательны, что я желала бы видеть их при дворе. Я всерьёз подумываю, не вручить ли им ордена «За заслуги перед Отечеством и Короной», на синей ленте.
— Возможно, — улыбнулся Раш.
— А кто они? — спросила я.
— Мэтр Югерс из дома Белых Цветов — сахарозаводчик, — сказала Виллемина. — Он не только выполнил наш заказ так быстро, как смог, он ещё и финансирует лабораторию Фогеля и его мастерские. Освоил трансмутацию сахара в одушевлённый фарфор, вопреки всем законам алхимии… И вдобавок наладил выпуск воды с сиропом, грошовой — и в армию, и для наших детей. Ты ведь слышала: сахар подорожал. А сладкого сильнее всего хочется, когда тревожно и нехорошо на душе.
— Надо же, — сказала я. — Удивительно. Честно говоря, я никогда не была особенно высокого мнения обо всяких заводчиках, особенно после того, как в тебя стрелял этот гад Кнолль… А тут человек всерьёз помогает.
— Дорогая моя Карла, — сказала Виллемина, — в любой деятельности есть место творчеству и добру. Мэтр Югерс — гений в своём роде. И мэтр Лонд из дома Тёплого Очага, полагаю, тоже: он сделал прелюбопытное изобретение, которое сохранит для нас немало денег… а быть может, и жизней, как знать.
— Он оружейник? — спросила я.
Они с Рашем переглянулись и улыбнулись.
— Еда на фронте так же важна, как снаряды, — сказала Виллемина. — Он ресторатор, вдобавок потомственный. Трактир «Тёплый Очаг» — любимое место у гуляющей по набережной публики, у маяка.
— Он изобрёл
