Марина и Сергей Дяченко - Стократ

– Уже яснее, – Стократ кивнул. – А Сходня все-таки – за что ты его подставил под нож?

Шмелю показались слишком ценными в этот момент не только уши, но и голова; Стократ небрежно положил ему руку на плечо: знаю, мол, что делаю. Не беспокойся.

– Ну ты и колдун, – помолчав, сказал князь. – Тихий да простой, и не боишься тебя, а потом – глянь, а ты уже в горле торчишь, как крючок. И не избавиться.

– И все-таки?

Князь выругался. Для завершения фразы ему не хватило воздуха, он вдохнул ртом и продолжил ругательство – длинное, липкое, утопающее в деталях, но оттого нисколько не теряющее силы. Потом отдышался и продолжал, как ни в чем не бывало, обращаясь к Стократу, но глядя на Шмеля:

– Сходня торговал Макухой, колдун. Ты чужак, тебе не понять. Люди из Долины давно приглядываются, как нас прибрать к рукам. И Сходня начал: уже склад общий открыл на нашей земле, уже торговое содружество, уже собрал под это дело других купцов, уже приходят чужаки, нам пошлину не платят, а платят в Долину… Через пару лет была бы Макуха не сама по себе, как сейчас, а при Долине – поддольник, так они говорят…

– И тогда бы ты из князя стал наместником.

– Обижаешь. Наместники у них все свои.

– Трудно тебе. Между долиной и лесом.

– Справляюсь, как видишь.

– Не очень, – сказал Стократ.

Князь налился кровью:

– Что?!

Стократ не испугался:

– Не особенно справляешься, с лесовиками, по крайней мере… Эх, мастера нам не хватает. Его бы расспросить…

Он вдруг насторожился, будто почуяв новый запах:

– Что он мог такого знать языковед, что они вдруг решили его убрать?

– Мастер?

Князь замер с открытым ртом. Шмель мог видеть все его зубы – чистые, белые, с единственным застрявшим в щели куском мяса.

– Он мог вести свою игру, – медленно сказал Стократ. – Он ведь был единственный, кто умел говорить и с тобой, и с ними. И вот они решили его убрать, чтобы что-то спрятать…

– Они не могли, – сказал Шмель и сразу пожалел, что открыл рот, потому что оказался между двумя взглядами, как между лезвиями ножниц. – В их питье нет слова… нет понятия «тайна», Язык по-другому устроен…

Он замолчал, водя руками, не зная, как объяснить.

– Понял, – отрывисто сказал Стократ. – Ты уверен?

– Да, – Шмель перевел дыхание.

Князь опять принялся ругаться – на этот раз без ярости, монотонно.

– Погоди, светлейший, – оборвал его Стократ. – Они могут тебя в чем-то винить? За что-то мстить?

– Завтра, – прорычал князь, – на рассвете… да прямо сейчас, чего там, рассвет близко… Пойдем к ним в гости. Эй, Глаза-и-Уши! Давай сбор, всем подъем, выжжем их норы, хватит…

– А они нам воду отравят, – тихо сказал Шмель.

И Стократ, и князь снова посмотрели на него. Он странно себя чувствовал под их взглядами: еще вчера – вообще никто, недостойный даже быть учеником языковеда. Сегодня – равноправный собеседник на совете, где речь идет о жизни и смерти.

– Мы перебьем их всех, – отрывисто сказал князь. – На их стрелы у нас есть щиты. А на наш огонь…

– А они нас, – Шмель говорил, преодолевая боль в растрескавшихся губах. – Мы друг друга перебьем, и тогда придут люди из Долины, на все готовое.

Сделалось тихо. Стократ улыбался, будто чем-то довольный.

– Надо составить им питье, – сказал Шмель еще тише. – В смысле, послание. Надо идти к ним на переговоры…

– Я не пойду, – сказал князь с отвращением.

– Я пойду, – Стократ потянулся, будто после хорошего отдыха. – Шмель, будешь толмачом?

Еще несколько секунд все молчали.

– Зачем тебе? – спросил князь, глядя в резной потолок из розовой сосны. – Все это?

– Интересно, – Стократ безмятежно улыбнулся Шмелю. – Собирайся, что ли?

До околицы их провожала невесть откуда взявшаяся Тина. Стократ с самого начала велел ей молчать, и она молчала, только хлопала мокрыми ресницами. Вдоль обочин кое-где стояли вооруженные люди. Из-за заборов выглядывали женщины и подростки.

Лошадь Стократа казалась шагающей горой и позвякивала с каждым шагом: Шмель второпях разлил по флаконам и рассовал в корзины чуть ни всю мастерскую хозяина. Сам Шмель тащил на спине свой мешок, и только Стократ не был отягощен ничем, кроме меча.

Прошли мимо дома Лопуха. Мимо дома Заплата; в приоткрытую калитку глазели на Шмеля близнецы Окра и Бык; все они долго учились языкознанию и могли сейчас быть на месте Шмеля.

А может, не могли.

Огромный дом торговца Сходни стоял темный и тихий, будто брошенный.

На околице все, кто увязался было за процессией, отстали. Зато новые, ожидавшие на перекрестке молчаливые люди выстроились колонной и двинулись следом – на некотором расстоянии. В их тяжелых шагах, в бряцании оружия было для Шмеля слабое утешение: на твой труп, обещали шаги, мы навалим десяток вражеских трупов. Ура.

Стократ шагал впереди, за ним послушная лошадь. То ускоряя шаг, то уставая под тяжестью мешка, Шмель тащился за ними, и думал, что вот оно, еще одно испытание. Там, на помосте, он доказал, что лучше всех – за это его унизили и прогнали. Теперь, вроде бы, ничего доказывать не надо и некому доказывать, но он все равно идет, и облизывает покрытые коркой губы, и думает, лишь бы не подвел язык…

Они миновали камень, на котором он плакал в день своего изгнания – от потери, но больше от несправедливости. Спустились по дну оврага и вступили в лес, и через несколько минут впереди показалась застава.

Стократ замедлил шаг.

Он отлично помнил то место, дальше которого не стал идти в прошлый раз. Невидимая граница, за которой ему померещилось напряжение тетивы. Теперь напряжения не было – но было что-то другое.

Запах?

Железная чаша, в которой разжигали сигнальный огонь, стояла сейчас пустая и черная, и от нее разило горелой смолой. Лес, полностью свободный от птичьих голосов, вонял землей и сталью. Дорога уходила вперед, на стоптанной хвое терялись следы.

Стократ свистнул на весь лес. Никто не отозвался. Лошадь переступила с ноги на ногу, звякнули пузырьки и флаконы в поклаже.

– Никто не встречает, – сказал Стократ с ухмылкой.

Те, что шли за ними следом, отстали и притихли. Но явись сейчас стрела из леса, хоть одна стрела – ответ не заставит себя ждать, мстители с мечами и топорами ждут только сигнала; Стократу хотелось верить, что и лесовики это понимают.

– Без приглашения идти нельзя, – сказал мальчик.

– А если не зовут?

– Без приглашения нельзя, – твердо повторил Шмель. – Это старые правила. Никто их не нарушал, даже мастер.