Песнь ста миров - Цзюлу Фэйсян
– Учитель?
За все это время он ни разу не обратился к ней по имени, словно решив, что официальное обращение являлось напоминанием и ей, и ему о том, какие роли следовало исполнять.
Из комнаты какое-то время не доносилось ни звука, а затем женский голос хрипло произнес:
– Входи.
Парень послушно толкнул дверь и неожиданно для себя обнаружил Цин Чжуй одетой и сидящей за столом. Держа в руке чашку чая, она взглянула на него:
– Что такое?
С их встречи прошло семнадцать лет, и годы эти сделали из Е Цинъаня крепкого мужчину, но на ее теле не оставили ни следа. Она была точно небожительница из сказок, что жила вечной жизнью, прочно цепляясь за время, давно лишенное хода.
Взгляд парня ненадолго задержался на ней, но быстро скользнул вниз:
– Вы сильно кашляли.
– Все хорошо, я лишь поднялась выпить чаю и поперхнулась, – ровным тоном ответила женщина. – Беспокоиться не о чем, возвращайся спать.
Ее голос и правда был лишь совсем чуть-чуть более охрипший, чем обычно, поэтому Е Цинъань решил, что дело, вероятно, действительно только в чае. Он кивнул, не задавая больше вопросов, вот только в момент, когда потянул за собой дверь, его взгляд скользнул по темному пятну на краю ее одежды. В ночном освещении его было не рассмотреть, однако пятно напоминало…
Кровь.
Парень вздрогнул и резко поднял взгляд на Цин Чжуй: женщина как ни в чем не бывало продолжала пить чай. Слова на несколько мгновений застряли в горле, но в конце концов Цинъань их проглотил.
Дверь со щелчком закрылась за его спиной.
Выпустив тихий вздох облегчения, Цин Чжуй сняла верхнее платье, и упавший снаружи лунный свет высветил на ее подоле бордовое пятно, рядом на полу пестрела кровь. Чай наконец-то усмирил дурной привкус в горле, и Цин Чжуй, пользуясь светом луны, осмотрела синевато-черные кончики пальцев, ее губы медленно растянулись в горькой усмешке.
Сколько еще времени могло продержаться это тело? Могло ли оно провести новую жизнь Цинъаня вместе с ним…
На следующей день, рано утром, Цин Чжуй встала во дворе дома, уставившись на серебряный колокольчик на входной двери. В лесу стояло безветрие, однако он все продолжал без остановки звонить. Е Цинъань, почувствовав сердцем неладное, хотел было спросить, но женщина его опередила:
– Османтусовое вино, что закопано под деревом, должно быть, уже готово. Будь добр, спустись с горы и купи к нему вкусностей, Цинъань. Сегодня меня навестит старый друг.
Улыбка на ее лице была полна тоски по былому и легкой печали. Сердце парня невольно кольнуло: какой старый друг мог вызвать в ней такие чувства…
– Хорошо, учитель. – Стоило ему выплюнуть это «учитель», как тысячи вопросов, сотни возражений обратились тишиной. Он не мог спросить, и ему не следовало спрашивать.
Она была его учителем, спасителем – и никем более.
Глава 6
Когда Е Цинъань отправился в путь, Цин Чжуй в одиночестве присела за каменный стол под деревом османтуса и взялась за вино. Очень скоро до нее вдруг донесся звон серебряных колокольчиков, и, наполнив еще одну чашку, женщина поставила ее на другой конец стола.
– Не меньше ста лет прошло, сестрица. Ты хорошо поживала?
– Меня зовут Бай Гуй. И я уже давно тебе не сестрица. – Перед глазами Цин Чжуй остановилась пара светлых сапог, но гостья не приняла из ее рук вина, а лишь холодно спросила: – Почему ты не переродишься?
– Моя одержимость слишком сильна, я не могу отпустить.
– Из-за вины? – тихо спросила Бай Гуй. – За то, что сто лет назад ты с другими даосами убила Е Цинъаня?
Не сказав ни слова, женщина слегка отпила ароматного вина.
– Цин Чжуй, как только он решил сотворить Заклинание небесных светил и получить Силу убийства божеств, он обрек себя на смерть. Неважно, от чьих рук, – произнесла гостья. – Восемь остальных даосов изорвали его душу, разбросав ее по разным мирам, но ты силой затащила части обратно так, что лишь одна душа осталась в чужом мире. Однако и тут я выполнила твое желание и вернула его призрак. Он уже переродился человеком, так почему же ты никак не отпустишь?
Цин Чжуй очень долго молчала, а затем вздохнула:
– Дело не в вине, сестрица, просто сердцу моему не найти покоя. Пока не увижу, что жизнь его наладилась, – не найти.
Услышав эти слова, Бай Гуй не стала упорствовать и лишь тихо вздохнула:
– Я давно сожгла твое прежнее тело. Откуда появилось это?
– Из глины и капельки мастерства.
Гостья застыла в удивлении, а затем покачала головой:
– Ну какая же глупость!
Когда тело Цин Чжуй погибло, от женщины остался лишь жалкий дрейфующий по миру призрак. Бай Гуй и без ее слов прекрасно понимала, каким трудным делом было создать новое вместилище, полагаясь лишь на душу. Вот только глина оставалась мертвым материалом. Сколько еще времени Цин Чжуй могла быть в этом мире духом, не привязанным ни к плоти, ни к крови? Когда ее душа рассеется, она умрет окончательно.
Опустив взгляд на темные кончики пальцев, Цин Чжуй улыбнулась:
– Пусть глупость, но счастья этих лет достаточно взамен. – Она посмотрела в холодные, спокойные глаза Бай Гуй. – Часто думаю о том, что, пожалуй, пойти против собственной воли было бы лучшим решением. Если бы сто лет назад я приняла волю судьбы, то, переродившись без воспоминаний, не была бы больше одержима Е Цинъанем. Однако при мысли о том, что в воспоминаниях новой Цин Чжуй уже не будет его и однажды мы пройдем мимо друг друга, как незнакомцы, мне больно. К тому же он уже забыл меня. Если забуду и я, разве в этом мире останется кто-нибудь, кто будет помнить о том, как Цин Чжуй любила Е Цинъаня? Я не хочу и не могу отпустить. Сестрица, тебе ли не понять это чувство.
Бай Гуй молча опустила взгляд, а затем достала из рукава нефритовую заколку и по-прежнему равнодушно произнесла:
– Я пришла, чтобы вернуть тебе это. Когда я отыскала призрак Е Цинъаня в другом мире, он тоже не хотел входить в цикл перевоплощений. И не забрал ее.
Украшение насыщенного зеленого цвета было давним подарком от Е Цинъаня, созданным его духовной силой. Цин Чжуй скользнула взглядом по заколке в руке Бай Гуй, и глаза ее слегка покраснели. Взяв себя в руки и
