Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Да, господин канцлер. Завтра же. Как только соберусь. — «Забирай и проваливай побыстрее». Да я же сейчас от любопытства лопну и Хантли выскобленный пол испачкаю… нет, я понимаю, чем я канцлера уязвил, но собственное чадо-то? Что он такого сделать мог?

— Тогда счастливой дороги вам обоим. — Большой Гордон медленно встает во весь свой большой рост. Когда он сидит, не видно, что он на пол-ладони выше меня. А в то, что он, несмотря на возраст, способен очень лихо двигаться в полном вооружении, вообще никто не верит — если не привелось увидеть.

Мне, например, привелось. Разок на севере. Жутковатое зрелище, на кабана с ножом ходить спокойнее. Впрочем, самым жутким зрелищем, которое я там видел, была все же леди Гордон. Тоненькая милая женщина, одетая по предпоследней орлеанской моде. Мне рассказывали, что когда к ней притащили Вилли Макинтоша, она плела кружева. Вступил в заговор? Хотел убить лорда моего мужа? Его уже судили и приговорили а сюда привезли ради безопасности? Не знают, что с ним делать до возвращения лорда? Ну что ж такое, со всем ко мне… Выведите его во двор, там есть колода для водопоя, она подходит. И смыть все легко. И занялась кружевами снова, в полной уверенности, что приказ выполнят. Как оно и было…

— Джордж… — вот снаружи уже можно и спросить, две пары лишних ушей не расслышат, а больше вокруг и нет никого. — Что вы такого сделали? Разрушили фамильную часовню? Покусились на честь собственной матушки? Собрались свататься к Ее Величеству?

Последнее — камень не в тот огород, очень уж горячими глазами смотрел на королеву младший брат Джорджа, Джон… но чем черт не шутит?

— Я сменил веру, — пожимает плечами Джордж. — Отец, как вы понимаете, был недоволен, но это дело совести — и возражать он не стал.

И молния в мостовую не ударила. Вот уж что отмел бы на корню. Не как невероятное даже, как невозможное.

Вот вам и Гордоны, которых ничем, никак с места не сдвинешь. То-то лорд канцлер стал еще более несгибаемым в вопросах веры. Еще бы, такой фортель в собственном доме случился… кажется, плохи дела у католиков, совсем плохи. Если уж старший сын лорда канцлера к нам перешел.

— Какое необычное для вашего батюшки терпение… всю жизнь стоишь как столп католицизма, и тут на тебе — наследник выбирает истинную веру. Вы легко отделались…

— Я тоже так думаю, — кивает Джордж. — Но я больше не наследник. Титул и место в клане уходят к Джону. За мной остается Инвернесс и кое-какие земли, которые могут передаваться только по старшинству. Мы очень надежно все поделили. Ссора в такое время только повредила бы семье.

Черт побери этих Гордонов. Главное же — все тихо и прилично. Я полгода тут проболтался, с обоими встречался почти каждую неделю, в Дун Эйдине слухи расходятся быстрее, чем масло по сковороде растекается — и не знал, и не слышал. Только что-то вертится такое… ах, да. Эсме же когда-то обмолвился — «мастер Джон говорил», а я пропустил мимо ушей. А Джордж, надо думать, считает, что он теперь мученик за веру — потому и вид такой, блаженно-покорный. Беда с этими новообращенными…

Глаза светлые, волосы светлые, физиономия бледная, зато с девичьим румянцем. Вроде бы и одет хорошо, Гордоны богаты и показывают это всячески, и сидит на нем все ладно, а все равно — посмотришь, так сущий мальчишка, а ему же к тридцати, кажется? Безобидный такой, братья у него больше в отца, и пошумнее, и посуровее, а этот, кажется, в мать пошел. В ту самую леди Гордон с кружевами ее. И не только видом.

— Думаете, вам это зачтется на небесах? — Грех дразнить его, но мало ли что у нас грех.

— Нет, — улыбается. — Я очень рад, что все закончилось. Я не думал, что отец просто так возьмет и вас попросит.

— Ладно, нашего полку прибыло, и хорошо. — Хотя… — Джордж, я надеюсь, вы не Нокса наслушались?

Потому что если вы вздумаете его бредни повторять на границе, вы сами не успеете заметить, как в ту расщелину свалитесь и в дыру вылетите, к удовлетворению вашего батюшки. Хотя… хотя кое в чем с Ноксом я готов согласиться, с тем его трактатом о том, что женщина на троне — сатанинское искушение. Метил он в Маб, а угодил прямо в нашу Марию, и не промазал. Точь-в-точь по его писанине: ветрена, неразумна, слаба, прихотлива, недальновидна — и не имеет права приказывать мужчинам, ибо в силу своей податливости греху должна пребывать в состоянии подчиненном.

— Джеймс, я понимаю, что моя ссора с отцом не делает нам обоим чести, — морщится больше-не-наследник-но-видимо-все-еще-сын, — но неужели вы меня до такой степени не уважаете? Я не знаю, как мало-мальски образованные люди могут всерьез относиться к этому проповеднику. Если вас это всерьез интересует, я полагаю, что все необходимое было дано нам, когда мы получили Слово Божие. Может быть, в древности иудеям и нужны были священники и духовные учителя, но мы христиане — кто может по праву стоять между Богом и нашей совестью?

— Ну, простите… не имел в виду вас обидеть. — О Господи, это меня, наверное, Клод проклял. Сказанул в сердцах, чтоб мне с Гордонами век путешествовать, вот оно и сбывается. Это ж невозможно, от этой серьезности скулы сводит и зубы болят. Ладно, на границе и ветер другой, и места больше, и дело — толковое мужское дело, без всей этой богословской премудрости. Выметет…

— Вам собираться не надо? Потому что у меня, честно говоря, ничего не готово. Сегодняшняя беседа с Ее Величеством стала для меня сюрпризом. — И если бы единственным…

— Нет, я и мои люди в порядке. Если вам нужна помощь, я в вашем распоряжении, если нет, скажите, где найти вас завтра.

— Я на границу собирался не вполне прямо. Если составите мне компанию — буду рад. — Потому что из бывшего мастера Джорджа, с его чинной постной физиономией выйдет хороший щит и против сестры, и против матушки. При этом госте меня, может быть, сразу не убьют… — У меня, понимаете ли, сын родился…

— Поздравляю. — Если до того Джордж-младший был похож на серьезную белесую ученую мышь, каких на полуострове заводят для забавы и учат делать разные фокусы, то теперь он мышь веселая. — И сочувствую. И рад быть вашим гостем.

Щит не помог. Гостей в доме госпожи Агнес Синклер приняли со всеми надлежащими почестями и ни одного дурного слова, ни одного косого взгляда матушка себе не позволила. При госте — ни-ни, ну что вы. Одни только изъявления материнской радости и гостеприимства леди Морхэм по поводу явления в замок любимого сына в таком замечательном обществе. Пир горой, застольные беседы и хорошо протопленные комнаты для дорогих гостей. В общем, до утра — идиллия, как в сказку попал.

В сказку про «добрых соседей», где тебя сначала накормили, напоили, спать уложили — а потом как потребовали чего-нибудь этакого, что уже есть, а сам еще не знаешь…