Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый
Короткая выжимка сути не передаёт всей той бури эмоций и споров, разгоревшихся у меня на глазах. Я устроился поудобнее, принял от Сперата бокал вина — жаль, попкорна тут не водится — и внимательно слушал.
Тут не было концепции научного подхода: выдвигаемая теория не подтверждалась проверяемыми экспериментами. Вместо этого у каждого уважаемого учёного мужа было своё мнение, которое он отстаивал. К счастью, в основном — опираясь на авторитеты прошлого, цитируя отрывки из их «Диалогов» и «Размышлений», не переходя сразу к магии.
Во многом благодаря сеньору Бруно.
Он выступал третейским судьёй и обладал обширными познаниями. Говорил холодно, коротко, весомо. И не допускал споров. Прямо как я — на поле боя.
Вспыльчивый Каас и упрямый Фарид в этот момент были больше похожи на моих рыцарей, сцепившихся из-за спорной добычи, чем на интеллигентных учёных из моего мира. Теперь понятно, почему Бруно Джакобиан с охраной и в доспехах. Тем не менее, он умело использовал угрозу применения силы — и делал это правильно.
Это легко определить: если угроза от тебя есть, и всё идёт так, как ты хочешь — значит, ты всё делаешь правильно. А если у тебя есть сила, но тебя никто не слушает — ты делаешь что-то не так.
Землевладелец не ходит по полю и не пинает крестьян в начале каждой грядки. Я не отвешиваю леща каждому купцу, которого Вокула считает должником. Сперат не стоит с арбалетом за спиной каждого моего пехотинца в бою.
Я по-новому посмотрел на Бруно. Он сильно изменился. Этот человек посвятил себя науке, был мягким с людьми — и вообще слишком добрым для Караэна. Вот только, увы, это оказалось легко поправимо.
Надо будет спросить, что у него там с раскопками, что он так посуровел.
Я прекрасно проводил время, но нас прервали: в двери вбежал студиоз со свежим фингалом. Он схватился за лохматую голову, с удивлением уставился на пустую руку — не заметил, как потерял берет. Но тут же поклонился и крикнул в пол:
— Простите, сеньоры! Ректор Бруно! Они запускают Горшок без разрешения!
Глава 13
Идеи горят
Хотел бы я сказать, что все тут же вскочили и забегали. Увы, жизнь — не ситком, где эмоции преувеличены, а поступки напоказ. Дернулся разве что Фарид, сидевший у окна — он попытался выглянуть во двор. Только тут я заметил, что он босиком, с лодыжкой, обмотанной льняным бинтом. Попытался привстать — и тут же сел обратно, зашипев от боли.
Каас, державший в руках кусок деревянного каркаса, обложенного перьями, мрачно выругался, не поворачивая головы. А Бруно Джакобиан — закрыл глаза и молча приложил ко лбу два пальца. Только теперь я понял, что его грусть и отёчность — следы хронического недосыпания.
Все замерли, ожидая его решения. Так же, обычно, смотрели на меня. Я даже почувствовал укол ревности.
Бруно всегда напоминал мне учёного из юмористической вставки — весь в чернилах, с вечной ссадиной на лбу, оттого что постоянно врезается в нижнюю полку. Когда-то он встречал меня в этом кабинете как испуганный, но гордый профессор — в шёлковом халате, расшитом звёздами. Сейчас, в волшебной броне, он сидел в тишине — и все ждали его решения.
Бруно открыл глаза и уронил слова, как чент нищему. Небрежно, но с достоинством:
— Не мешать. Пусть попробуют.
Я не удержался и развернул кресло к окну. Не так, чтобы толпиться как зевака, но с удобным обзором. Мне было видно помост и Горшок на нём. Бруно подошёл ближе, но встал так, чтобы не загораживать мне вид. Фарид демонстративно углубился в чтение аж зелёного от времени свитка. Каас перебирал свои хитрые штуковины. Только по затихшим разговорам можно было понять, что «пуска» тут очень ждут.
Запуск произошёл минут через двадцать. Аурелия, жилистого юношу с фанатичным взглядом, усадили прямо на бочку. Все были слишком заняты важными и умными делами, чтобы предусмотреть седло, поэтому парнишку просто привязали ремнями к доскам и проверили систему рычагов. Два подмастерья остались рядом и начали вращать маховики — шум усилился, крылья вздрогнули и медленно, с отчаянным визгом заскрипели. А потом начали махать.
К моему удивлению, они не просто двигались вверх-вниз, а по сложной траектории, в самом деле копируя крылья птиц. Как бы ни относился я к этим людям с высоты технологий своего мира — они, без сомнения, были гениальны.
Ещё через минуту Аурелий исчез из поля зрения.
— Он взлетел⁈ — спросил я.
— Нет, — ответил лектор. — Платформа рухнула.
Я не смог сидеть спокойно. Встал с тронно-пыточного кресла и подошёл к окну. Сквозь облако пыли мы увидели, как из-под обломков бочки торчит рука, сложенная в жесте, которым в Караэне обычно сопровождают слово «отлично». Студенты вокруг радостно кричали — если без ругательств: «Это была лучшая попытка!»
Я тяжело вздохнул. Потом рассмеялся. Даже не от насмешки — от уважения. Эти безумцы и правда пытались взлететь. И, Пан мне в свидетели, однажды у них получится.
— Мы почти закончили чертежи новой модели, — сказал Бруно. — Хотите взглянуть?
— Нет, — сказал я. — Мне кажется, вы не туда думаете. Лучше сделать иначе…
Я услышал, как Фарид за спиной тяжело вздохнул. Бруно ещё больше погрустнел и отвернулся. И только несдержанный Каас буркнул:
— Ещё и этот…
Их можно понять. За последние дни они выслушали столько «гениальных» идей, что от Герцога Караэна, Хранителя Пустого Трона, вряд ли ждали чего-то дельного. И были правы. Я не особо силён в… как называется наука о самолётах? В общем, ничего по-настоящему умного я им сказать не мог.
Но я мог показать направление.
Я поискал глазами и нашёл подходящий листок. Поднял его с пола, подошёл к столу и быстро свернул бумажный самолётик. Бумага плохо держала форму, а я давно ничего подобного не делал. Но пробный запуск увенчался успехом: самолетик пролетел через всю комнату и стукнул в лоб как раз тому сдавале, что стоял у двери и донёс нам весть о несогласованном запуске Горшка.
Я в полной мере насладился потрясённой тишиной.
— Мы делаем не то… Мы копируем то паруса кораблей, то крылья птиц, — сказал за моей спиной Бруно. — Нам же нужно создать устройство, что несёт человека. Это цель. Как есть цель у стрелы.
— Нам нужна стрела, а не
