Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Птица, глухарь или тетерев — никогда их не видел, — тяжело падала, на доли секунды зависая на ветках. Я подхватил ее, сунул под мышку и вышел к месту стоянки. Гендельсон, к моему удивлению, ухитрился насобирать сухого хвороста — правда, его здесь полно.

Птица очнулась от обморока, начала слабо трепыхаться. Я бросил ее на колени барону.

— Убивать и пускать кровь — это ваше дело, барон. А я пока что разведу костер.

Гендельсон едва не выпустил птицу, когда она вдруг клюнула его в ладонь и ударила по голове крыльями. Опешил, но все же свернул голову, начал потрошить, а потом уже на огне довольно умело жарил толстые ляжки.

Я время от времени ловил на себе его недоумевающий взгляд. На птице нет ран, выходило, что я поймал ее живой.

Глава 10

Жареная птица придала сил, как и короткий отдых. Я еще нежился у костра, как Гендельсон молча начал приспосабливать на себя железо. Я посматривал со злорадством: непростое занятие — надеть доспехи, ни один рыцарь не справится сам… однако Гендельсон как-то справлялся. Доспехи у него, как я понял, не только по его фигуре, но из лучших сплавов, к тому же такой формы, что сам легко снимает и довольно легко надевает. Такие доспехи стоят целое состояние, но у клана Гендельсона, как я понял, денег куры не клюют.

Он первым наткнулся на приличную дорожку, что вела в нужную сторону. Я снял амулет и понес в руке. Чтобы не слышать молитв барона и не видеть креста в трясущейся руке, пропустил его вперед, он же, герой, сам смиренно тащился сзади. Похоже, дорожкой пользовались нечасто. Мы шли несколько часов без отдыха, за это время всего дважды земля разрыхлялась, выскакивал желтый комок металла.

Лес вообще разредился настолько, что поляны превратились в просторное поле, а деревья сбежались в небольшие группки.

Далеко впереди у дороги показался высокий, в рост человека, темный камень. Дорога извивалась, по сторонам ровная низкая трава, так что камень мы заметили и рассмотрели издали. У камня вроде бы какие-то фигурки, скоро мы с удивлением признали молодую девушку и странного зверя, которого я назвал бы помесью варана с крокодилом, только не зеленого, а странно синего цвета, словно только что вылез из холоднющей воды.

Вид у зверя был миролюбивый. Завидя нас, он застенчиво спрятался за спину девушки. Она безбоязненно рассматривала приближающихся крупных мужчин удивительно чистенькая в таком пыльном мире, с гладко зачесанными назад черными волосами, умненькое лицо и внимательные глаза. Как большинство женщин в этих жарких краях, она в подобии лифчика, только более откровенном, да узеньких трусиках. Правда, есть еще пояс, на котором болтались пустые кольца. Ее зверь все так же застенчиво выглядывал из-за плеча девушки. Теперь, когда он поднялся во весь рост, я видел, что ростом он почти с девушку, но если она стоит столбиком, то он в позе динозавра: передние лапы молитвенно прижаты к груди, зато задние лапы толстые, как колонны, а хвост занимает треть от массы тела. Чешуйки на груди отливают металлом. Я невольно подумал, что если в его чешуе в самом деле примеси металла, то такую защиту прорубить непросто. А здесь, судя по блеску, чешуя из металла целиком.

Гендельсон, к моему удивлению, галантно снял шлем, поклонился. Я не успел открыть рот, как девушка сказала живо:

— Простите, что здесь написано?.. Мои родители недавно сюда переехали, мы еще не обжились, я немножко заблудилась…

Я уставился на камень. Середина выскоблена до блеска, там два десятка слов, но я, если честно, даже в институте лекции по иностранному списывал, а тут вообще даже не буквы, а знаки. Совсем непонятные, что значит — руны.

— А на каком это языке?

Она взглянула на меня с удивлением.

— Разумеется, на древнем…

— Это понятно, — ответил я, — но у древних было много языков.

Она покачала головой с сомнением, потом вдруг посмотрела на меня с уважением.

— А ведь это может быть правдой! Странно, никому приходило в голову. Считалось, что у древних был язык один, но использовались разные знаки… Вы один из магов?

Гендельсон напрягся, но смолчал, а я ответил живо:

— О, мы еще те маги! Особенно за столом. Все исчезает. Порой даже серебряные ложки…

Она расхохоталась чисто и невинно:

— Если вы такие маги, тогда да — та-а-акое прочитаете!.. Ладно, как-нибудь выберусь. Вижу, мне просто повезло наткнуться на таких же приезжих…

— Да, — сказал я легко, — Великое Переселение народов.

Она улыбнулась нам, медленно побрела в сторону от дороги. Ее прямоходящий варан тащился за нею. Девушка срывала цветы, подносила к лицу. Когда я оглянулся второй раз, там уже было чисто, пусто, хотя до ближайших деревьев еще далековато.

Мир впереди был нежно-лиловым. Я засмотрелся, не веря глазам, на то, что показалось золотой перловицей, но, когда приблизился, превратилось в изголовье самого дивного ложа, какое только видел. Ложе на каменной плите метровой высоты, изголовье в самом деле из красиво изогнутой по краю волнами гигантской раковины. Не меньше чем метра полтора в диаметре. Она выглядит золотой, а когда я присмотрелся, жар ударил в голову: раковина в самом деле из золота. Или с большой примесью золота! Но явно же это натуральная раковина…

С ложа, привстав на локте, в нашу сторону со снисходительным интересом смотрела прекрасная женщина. Ложем ей служила вторая половинка раковины. Углубление совсем невелико, а красным покрывалом женщиа прикрыла только ноги. Точнее, щиколотки. Половинка золотой раковины изнутри светится мягким оранжевым светом. Вся она словно указывала, что вот она — настоящая жемчужина.

Гендельсон ахнул:

— Я даже не мог подумать…

— Еще бы, — согласился я. — Самые крупные раковины, что я видел, это с блюдце. И то в магазине редких штук. Я собирал на море — так и вовсе не крупнее надкрыльев майского жука.

Он прошептал:

— Да нет… То, что в раковине… Это же сама Лилит!

— Первая жена Адама? — переспросил я. — Ни фига себе… Сэр Гендельсон, а вы откуда знаете? Впрочем, нам лучше обойти. Кто знает, как она отреагирует на вторжение, это ж ее земли, она здесь отдыхает…

Мы обошли по широкой дуге, Гендельсон крестился и бормотал молитвы. Я помалкивал, пусть лучше сейчас, чем выдаст нас молитвой и крестом в неподходящее время.

Солнце еще только перешло на западную часть неба, но я первым засобирался на ночлег. Ноги гудели, как столбы в непогоду. Никогда столько не ходил, а Гендельсон двигается уже, по-моему, совсем бесчувственный. Если какая гадость прыгнет из чащи, отбиться не сумеем, ведь молот хорош только на дальней дистанции, а меч из-за спины пока вытащишь.