Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Я сорвал пучок травы, вытерся с некоторой брезгливостью. Судя по всему, эти духи и демоны сами размножаться не могут, как, к примеру, наши мулы. Живут долго, возможно, вечно… если не погибают, однако новые могут появляться на свет только так. Ну, вот так, после процесса, который в разных вариантах снился мне всю ночь.

Хотя, кто знает здешние нравы, может быть, это вовсе не снилось. Как-нибудь на досуге надо будет разобраться или хотя бы подумать…

Мясо, даже разогретое на костре, показалось жестким. Гендельсон жрал, как голодный крокодил, я же пощипал, как колибри. Правда, крупный колибри. Потом забросал угли землей. Гендельсон участие в противопожарных мерах не принимал, влезал в доспехи. Он влезал в буквальном смысле: в доспехи можно, оказывается, влезть, чтобы не просить кого-то помочь приладить, застегнуть, затянуть ремни.

Я загасил, притоптал, взглянул сверху вниз на него, распростертого в прахе, аки червь.

— Ну?

Он приподнялся, сел, руки отыскали шлем, нахлобучил, ноги начали воздевать его с таким усилием, словно домкрат поднимал асфальтовый каток. Мне показалось, что он уже устал, пока надевал на себя железо.

Моя рука скользнула за пазуху и, отодвинув амулет на простой веревочке, с наслаждением поскребла ногтями не очень волосатую, но все же волосатенькую грудь. Гендельсон наблюдал за мною налитыми злобой глазами.

— В путь? — спросил я.

— В путь, — ответил он и пошел вперед. — Я давно готов.

Меня подбивало сказать ему «Не туда!» и повести в другую сторону, но на этот раз он двигался верно. Быстро учится наш барончик, быстро. Нет, не барончик — баронище. Даже бар-р-ронище.

Жиденький лес расступился, навстречу блесну желтое море песка. Далеко на самом горизонте в небо упирались горы, между горами и песком темнела по лоска леса, но прямо от наших ног уходит это море с мелкими желтыми волнами.

Я видел барханы и повыше, видел настоящие песчаные горы, что двигаются медленно и неотвратимо по сахаре, поглощая целые деревни, наступая на города, здесь совсем мелочь, но сердце застыло в страхе, когда нога ступила в этот песок. От него ощутимо веяло сухим теплом, хотя день только начался, а солнце едва вылезло из-за леса.

Гендельсон насмешливо хрюкнул и пошел впереди. Его железные ноги погружались почти до середины голени, но он с бесстрашием тупости шел через песок, а я, хоть моя нога продавливалась всего лишь по щиколотку, все время ждал нападения то мелких песчаных ящериц, то гигантского червя, то подсознательно ждал зыбуна, когда враз с головой… И хотя умом понимал, что такое невозможно, даже в самые быстрые зыбуны погружаются часами, и что надо быть полным идиотом, чтобы так утонуть, но когда это мы жили умом…

Песок быстро разогревался, я уже опередил Гендельсона, по моей спине потекла струйка пота. Желтое однообразное море тянулось и тянулось, но лес на той стороне заметно приблизился. Под ногами неприятно хрустело, словно и не песок еще, а мелко-мелко измельченный щебень. Если там, где мы вошли, он желтый, то сейчас стал ржаво-оранжевым. Впереди, среди мелких волн-барханов, выступил полузасыпанный холмик. С первого взгляда показался мне камнем, что постепенно рассыпается в песок, как раньше рассыпались здешние горы, а это последний из оставшихся, но когда приблизился, жар ударил в голову сильнее, чем палящее солнце.

На меня смотрел пустыми глазницами череп. Даже на треть погруженный в песок, он доходил мне до груди. Изъеденный временем и жарким песком, он все еще сохранил почти все зубы, каждый размером с портсигар. Нижняя челюсть утонула в песке, однако я видел высовывающиеся кончики зубов, сточенные по кромке, кое-где выщербленные. Череп выглядел совершенно человеческим, если не считать размеров, но тогда непонятно, как можно существовать с таким, или в какие-то времена гравитация была иной?

За спиной послышалось сипение, храп, словно приближалась груженная каменными блоками телега, которую тянет одна крестьянская лошадка. Гендельсон обливался потом, но усердно бормотал молитвы. В ладони то и дело появлялся крест, Гендельсон творил крестное знамение обеими руками, плевал через левое плечо, сыпал заклинаниями против нечистой силы. Злость распирала меня с такой мощью, что я понимал ощущения парового котла, когда ему в топку набросают чересчур много угля.

— Сэр Гендельсон, — сказал я, — вы набросали в мой котел угля, набросали… Но вы забыли, что мы — не в Зорре! Это в Зорре ваши молитвы могут изгнать нечисть, ибо она там чужая. А здесь мы — чужие!.. Здесь Юг. Пусть самый краешек Юга, но здесь нет церквей, нет священников. Зато есть идолы… Давайте их лучше не раздражать!

Он ахнул:

— Как? Отказаться от борьбы со Злом?

— Мы сейчас не воины, — объяснил я с ненавистью. — Не воины!.. Мы — лазутчики. Мы должны пробраться к Кернель и отдать талисман. Это принесет христианскому воинству больше сил и славы, чем если обнажим мечи, бросимся на ближайшую нечисть и красиво погибнем!

Он сказал надменно:

— В этом нет позора!.. Вы увидите, что я всегда готов отдать жизнь до последнего вздоха, а кровь — до последней капли…

— А что, — сказал я, уже не сдерживаясь, — если барон, то обязательно — дурак?..

Он нахмурился, бросил ладонь на рукоять меча.

— Вы мне ответите, сэр Ричард!

У меня потемнело в глазах от страстного, прямо страстнейшего желания вытащить меч и встать в позицию. И сразу избавлюсь от этого дурака.

— Да хоть сейчас!

— Но у нас нет ни времени, — сказал он надменно, — ни возможности. Обнажающий меч на соратника, пусть даже вынужденного, — мерзок господу…

— Я готов и на кулаках, — предложил я. — Или на ножах. У вас нож на поясе хорош!

Он брезгливо оттопырил губы.

— Что, как пьяные мужики? Нет уж, увольте. Вернемся в Зорр — я к вашим услугам. Нет, даже в Кернеле! Доставим талисман, и мы уже не соратники. Тогда я вполне к вашим услугам.

Челюсти мои сжались так, что стрельнуло в висках. Талисман, черт бы его побрал! Талисман надо доставить в первую очередь, а потом… как там в песне: сначала думай о Родине, а потом о себе.

— Хорошо, — сказал я и ощутил, насколько зловеще звучит мой голос, — в первый же день в Кернеле!.. В первый же час!

— В первый же час, — подтвердил он. Я ощутил, что, потерпев поражение в этом, должен настоять на чем-то другом, получить реванш, сказал резко, даже не задумываясь, умно или глупо это звучит:

— Мы идем через чужую страну!.. Здесь либо не знали бога, либо отреклись от него. Здесь в почете магия, а ведьмы и колдуны не скрываются от лап инквизиции, а сами правят городами и селами. Так что засуньте себе в задницу свой золотой крест, не вытаскивайте на людях! Ни из задницы, ни из-за пазухи. Вообще не показывайте ни своего баронства… ни даже христианства. Никаких молитв вслух!..