Денис Чекалов - Гончие преисподней

– Маргарита Сарнмир, – сказал я ему вслед. – Что ты о ней знаешь?

Стригой остановился. Резкий безумный смех вырвался из его груди.

– Зло, – прохрипел он. – Зло пожрало Сарнмиру, а вместе с нею и ее дочь. Древнее, страшное проклятие обрушилось на их головы. Теперь ничто, ничто не сможет освободить ее, кроме духа Боягорда… Но Боягорд спит, и горе тем, кто посмеет разбудить его.

Глаза вампира сверкнули, на мгновение став почти человеческими. Потом он опустил голову.

– Алеганд, – произнес я. – Как он с этим связан?

– Гроссмейстер? – Винченцо повел рукой, словно смахивая пыль с далекой, забытой полки. – Он, как и я, стал заложником жизни… Как оттянуть смерть – вот все, о чем думает старик. Безумец, он попытался переломить проклятие, но…

Голос стригоя стал затухать, пока не смолк.

– Что? – спросила Франсуаз.

Вампир шагнул в сторону, и пола его длинного одеяния сбросила на пол две массивные книги в кожаных переплетах. Они упали с тяжелым, протяжным стуком. Здесь, в полутемной келье, этот звук раскатился, как удар колокола.

Винченцо отшатнулся и еще глубже вжал голову в плечи.

– Нет, – вырвалось из его груди.

Он испугался, таким громким показался ему собственный голос. Следующие слова стригой произнес едва слышно:

– Я еще не готов к свободе. Я хочу жить… Пусть здесь, под землей, загнанный, как жалкая крыса, но все-таки жить. Поговорите с отцом Чериньола в Маурдане – два месяца назад я рассказал ему всю правду на исповеди… Скажите, что я освобождаю его от обета молчания…

Где-то над нашими головами ходили и смеялись люди, а вокруг них гнили мертвецы.

ГЛАВА 14

Джереми сидел на низкой кровати, бездумно вертя в руках ключи от машины. Юноше хотелось уехать, вырваться из душного дома родителей, где сами стены давили на него, лишая уверенности в себе.

Но он не знал куда.

У него была небольшая холостяцкая квартира, подарок отца, который считал, что парню нужна свобода. Однако там ждала Джулиана, длинноногая глупенькая девица, а встречаться с ней хотелось меньше всего.

Взгляд Джереми скользил по просторной комнате, которую он считал своей, и постепенно приходила странная мысль о том, что все здесь чужое.

Он изучал финансы, чтобы угодить отцу. Качал мышцы, чтобы нравиться девушкам. А где же его жизнь, настоящая, помимо той шелухи, которой он занимался, желая понравиться другим?

Легкий стук в дверь заставил поднять голову. В дверном проеме стоял Алеганд, и в голову юноше пришла странная, глупая мысль, будто он смотрит на куклу, лежащую в коробке.

– Не помешаю? – спросил гость.

Джереми нравился гроссмейстер. Парню была по душе спокойная уверенность старика, не имеющая ничего общего с резким, порой даже агрессивным характером отца. Сыграло роль и то, что Сарнмир-старший не любил, даже боялся Алеганда.

Юноша пригласил гостя войти, попытался налить ему из дорогой сильфидской бутылки (в ответ на что старый аристократ вежливо отказался, так как считал виски смесью керосина и солярки) и несколько раз неловко взмахнул рукой, поскольку усадить гроссмейстера было некуда, разве что на кровать или вращающийся стул у стола.

Алеганд осмотрелся и выбрал сиденье спортивного тренажера – при этом смотрелся на нем так же естественно, как в своем любимом сильфидском кресле.

– У нас не было времени поговорить утром, – сказал он. – Я пришел принести соболезнования.

Это был пробный шар. Старик хотел выяснить, поверил ли юноша в смерть своего отца.

Стежок за стежком метая вышивку заговора, гроссмейстер постепенно узнавал мысли собеседника. Юноша был заметно встревожен. Марьяна мертва – значит, отец не сбежал с ней. Тогда где он?

Алеганд говорил мало, с озабоченным видом кивал в нужных местах и вскоре убедился, что читает собеседника, как открытую книгу. Оставалось только взять перо и написать в ней несколько новых глав.

Убедившись, что юноша выговорился, гроссмейстер стал плести свою сеть дальше. Неторопливо, начав издалека, он рисовал перед собеседником тревожную картину будущего. Банком и Орденом скоро завладеют Тиндол Пелатар и Маргарита – люди, которые никогда не любили Джереми и вряд ли оставят ему местечко у пирога.

Наблюдая за тем, как медленно меняется лицо собеседника, гроссмейстер понял: тот уже не раз думал об этом.

– Конечно, – неторопливо продолжал Алеганд, словно рыбак, выбирающий леску. – Теперь ты возглавляешь Орден, и у тебя есть немалая власть. Если использовать ее с умом, она позволит не только укрепить твои позиции, но и спасти банк от захватчиков.

По лицу Джереми пробежало сомнение. Он не был уверен в словах Алеганда, поскольку почти не участвовал в делах Ордена. Уловив его колебания, гроссмейстер встал и, подойдя к книжной полке, снял с нее том «Хроник Коратоллы», который приметил еще раньше, в один из прежних визитов.

Юноша хранил его у себя, потому что этого требовал Сарнмир-старший, да и он сам в глубине души хотел чувствовать себя частью – не Ордена, к которому относился с легким презрением, видя в нем лишь еще одно баловство богачей, но жизни отца.

Джереми редко заглядывал в книгу, Алеганд же знал ее почти наизусть и, сразу найдя соответствующую страницу, показал ее юноше.

Старик с удовлетворением отметил, как в глубине глаз его собеседника почти незаметно, словно сквозь толстую, едва прозрачную стену, сверкнул огонь торжества.

Занять место отца, сравняться с ним – разве не об этом мечтал Джереми всю жизнь? Но только не ценой его смерти. Победа, достигнутая таким путем, не могла принести ничего, кроме горечи.

Триумф продлился не дольше, чем горит зажженная на ветру спичка. И, прочитав текст до конца, юноша почти с облегчением заметил:

– Все равно скоро соберется совет Ордена, и магистром сделают Пелатара. Люди привыкли видеть в нем продолжение отца, его покорную тень. Они решат, что при Пелатаре все останется по-старому, хотя я сомневаюсь.

– Ты прав, – медленно кивнул Алеганд. – Однако совета можно и не допустить. Я гроссмейстер, и в моей власти сделать так, чтобы ты получил хороший титул среди магов.

– Да на кой мне бес ваш шутовской титул? – внезапно вспылил Джереми.

Мысль о грядущем торжестве Тиндола Пелатара вновь пробудила старые обиды.

– По-вашему, я так жажду бегать по улицам в балахоне и распевать песни, словно пьяный свирффнеблин?

Взрыв юноши, казалось, не произвел никакого впечатления на старика. Алеганд успокаивающе улыбнулся и заговорил тоном, каким обращаются к маленьким детям: