Денис Чекалов - Гончие преисподней

Магистра трясло, его рот исказился, словно рисунок, смазанный небрежной ладонью, когда краски еще не подсохли. Он продолжал говорить быстро, надеясь, что тем самым сведет на нет допущенную ошибку.

Пелатар вторил ему, слова наползали друг на друга, наскакивали, сплетаясь, и Гонролд уже не мог разобрать их.

– Над херувимами парит его слава, – вскричал Сарнмир.

Пелатар затворил книгу, и кончик шпаги в руках магистра коснулся мраморного алтаря.

Ангельский лик вспыхнул, заставив людей вскрикнуть от боли в глазах, и свет волнами сошел с него, оставив лишь тьму. Черты, казавшиеся человеческими, расправились, и перед ними предстало мерзкое, уродливое существо – свернувшееся в клубок, в ярком сиянии оно показалось прекрасным лицом девы.

Теперь чудовище распрямилось, и в холодной панике Гонролд увидел длинное тело, изгибающееся, как у змеи, членистое, как хвост скорпиона. Над ним возвышалась вытянутая острая голова с безжалостными глазами, хвост заканчивался раздвоенным шипом, с которого стекал яд.

Две пары черных крыльев открылись за спиной твари. По краям они были увенчаны длинными, изогнутыми когтями.

Издав долгий свистяший звук, существо устремилось к людям. Те, кто потратил столько сил, чтобы его вызвать, теперь в смертельном ужасе бросились прочь.

Пелатар ринулся к двери, ударился об нее всем телом, забыв, что она заперта, и продолжал отчаянно биться о дубовые створки, не понимая, что у него не достанет сил вышибить их.

Гонролд вскинул пистолет, дважды выстрелил в летающую тварь, но та, казалось, даже не ощутила боли.

Сарнмир тоже бежал к двери, но замешкался перед мраморным алтарем, споткнувшись о зеркало. Тварь настигла его, обхватила крыльями, и длинные когти глубоко вонзились в тело магистра.

– Выпустите! Ну кто-нибудь! – кричал Пелатар. Гонролд оттолкнул его, дважды выстрелил в замок, и они вывалились наружу, сбивая друг друга с ног. На мгновение Гонролд замер, обернувшись к банкиру. Тела, Сарнмира не было видно, огромные черные крылья обволокли его, словно кокон, и острый клюв твари раз за разом опускался на голову беззащитной жертвы.

Пелатар уже кубарем катился по лестнице, Гонролд поднял пистолет, намереваясь выстрелить в тварь, потом передумал и тоже ринулся к выходу.

Маргарита все так же стояла внизу, в широко раскрытых дверях. Гонролд кинулся было к ней, чтобы увести, но странное, пугающее выражение на ее лице остановило его.

Он замер, и его пронзил странный, необъяснимый ужас – куда больший, чем несколько мгновений назад, когда он увидел крылатую тварь, вылетевшую из каменной статуи.

Пелатар уже давно выбежал из особняка, Гонролд последовал за ним. Телохранители бежали по лестнице вверх – они не могли слышать выстрелов сквозь толстые стены, но вид перепуганного Пелатара заставил их броситься на помощь хозяину.

Гонролд добежал до автомобиля, протиснулся в раскрытую перед ним двецу и приказал ехать. Он смотрел назад, на исчезающий в ночной темноте дом, и ему казалось, что часть этой жуткой твари навсегда осталась в его душе.

ГЛАВА 13

Мне надо было узнать, кто из них обманывает меня – Маргарита или Алеганд. Руна телепортации перенесла нас с Френки к воротам кладбища Маегарда, в центре Миланда.

Пройдя несколько аллей и спустившись по узкой лестнице, мы оказались там, куда редко забредают туристы и откуда, если уж им не повезет оказаться здесь, они больше никогда не возвращаются.

Внизу темнела тяжелая дверь, такая большая, что казалась каменной. С нее взирал ангел, распростерший крылья над толпою людей.

Согласно Библии, его перья белы, как снег, но художник не мог выбирать цвета, потому посланник Господа был таким же черным, как и те, к кому он обращался.

Слов на барельефе не было, но я знал эту сцену из Апокалипсиса. В ней небесный глашатай предрекал горе и смерть всем живущим на земле.

Достойный конец Священного Писания.

Я поднял руку и дотронулся до замка перстнем, который носил на указательном пальце. Печать в форме пентаграммы вспыхнула, словно клеймо, и дверь медленно растворилась, не издав ни звука.

– Винченцо! – позвал я. – Винченцо!

В келье было темно, как в душе старика, разочаровавшегося в себе и в жизни. Я повторил имя снова, но ответом стало молчание.

– Думаешь, он здесь? – спросил я. Франсуаз поежилась.

Демон пламени, она ненавидит темноту и сырость.

– Винченцо живет здесь уже давно, – бросила девушка. – И почти не выходит.

– Да, – согласился я. – Тогда здесь открыли первый крематорий. Для стригоев это было святотатство. Церковь учила, что сжигать можно только еретиков. Праведных христиан следует хоронить в целости, чтобы потом они могли воскреснуть вместе с телами. Не хотел бы я, Френки, при этом присутствовать… В глазах вампиров кладбище осквернено. Вот почему один из них смог поселиться здесь, на освященной земле. Винченцо знает все, что происходит в Миланде, по крайней мере, о детях Тьмы. Какую бы тайну ни скрывала Маргарита, он должен слышать о ней.

Я сделал пару шагов вперед, и облачко пыли поднялось от занавеси, задетой моим плечом.

– Если все еще живет здесь, – заметил я. Темнота расступалась передо мной по мере того, как я привыкал к ней.

Потом я увидел Винченцо – сгорбленную фигуру, застывшую у дальней стены кельи. Он походил на вещь, оставленную здесь много лет назад и прикрытую старым, пропылившимся покрывалом.

– Жизнь – кара, которую Господь посылает нам, – прошелестел он. – А смерть – дверь к свободе.

Стригой медленно подходил к нам. Его голова была наклонена набок, шея вжималась в опущенные плечи. Тускло блестели медные глаза умертвия.

– Люди грешны, – продолжал он, – и, понимая это, выбирают страдание бытия, вместо того чтобы обрести покой загробного мира.

Серые пальцы вампира коснулись руки Франсуаз.

– Много веков назад я был свободен… Смерть отняла у меня душу, а вместе с ней и ответственность. Город стал моим охотничьим угодьем. Меня называли ночным ужасом Миланда…

Лицо, лишенное морщин, поднялось к девушке.

– Я был воплощением самых сокровенных страхов людей… И самым великим был страх обрести свободу. Потом я ожил…

Рука стригоя дернулась, потом бессильно опустилась. Он отвернулся.

– По мере того как смерть оставалась далеко позади, жизнь возвращалась. Обретая ее, я терял свободу. Теперь я всего лишь жалкая тень, вампир, прячущийся на дне кладбища Маегарда. Как же я хочу умереть снова…

Он повернулся и стал возвращаться во тьму – так же медленно, как и появился.