Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Если еще раз скажешь, что люди пострадали от моей руки сам от нее пострадаешь. Очень по северянски. — Безразлично бросила великанша и глотнув из кружки уставилась на священника немигающим взглядом. А лошади… Я коней не люблю. А это кобылы… Как нибудь потерплю. И с трофеями что делать я как-нибудь сама разберусь… когда барон поправится. Мы все соберем, посчитаем и решим. Я надеюсь, ты не забыл, что обещал мне отдать все монеты, что у тебя в святилище собраны?
— Я помню. — Было видно, что слова даются пастору с заметным трудом. — И я отдам тебе все деньги как только приму дела. Думаю через пару-тройку дней, когда я разберусь с записями моего предшественника, вы двое получите все, что вам причитается.
Великанша надолго задумалась.
— Через пару дней значит… — Протянула она и тяжело вздохнув, принялась разглядывать что-то за спиной священника. Судя по выражению лица женщины больше всего ей хотелось что-нибудь сломать. Или кого-нибудь. — Ладно, неожиданно согласилась она и пожала плечами. Только ты на вопрос-то ответь. Чего ты здесь забыл?
Настал черед задуматься ксендза.
— Ну, как тебе объяснить, дитя. — Вздохнул он и с беспомощным видом развел руками. — Мы слуги Создателя и Матери нашей Святой Церкви. Служим там, где нам прикажут. Четыре дня назад поступило указание от его святейшества. Там говорилось, что в селе Дуденцы требуется новый пастор. Епархия избрала меня. Как я уже говорил, я приехал сюда почти одновременно с этими наемниками и поэтому еще не совсем разобрался в ситуации. Даже храм осмотреть и с паствой познакомиться толком не успел. Только одну проповедь и прочел.
Дикарка задрала голову и принялась с глубокомысленным видом изучать потолок.
— Вот оно как… — Буркнула она наконец. — Приехал только сегодня, а эти ландбоары слушают тебя охотней, чем собственного избранного старосту. Я всегда знала, что ты проныра, Ипполит. Все вы южане те еще проныры. А ты из них наверное самый скользкий. И самый упрямый… Помню, в монастыре один меня убеждал что мол если я буду греть ему койку он сделает так, чтобы меня отпустили. А когда я ему руку сломала сразу побежал жаловаться — мол я его совратить хотела, в келье его прижала, да так, что он еле отбился. Знатно меня тогда кнутом попотчевали… Два дня встать не могла. Думала уже все… Ха! Да чего там совращать было-то. Бледный весь, прыщавый, кривой, как подгнивший сморчок. Готова спорить, что у него и яйца все давно пересохли и сморщились. А потом, в Контерберри, ты сам кричал что меня надо…
— Не думаю, что эти подробности твоей биографии кому нибудь интересны, Сив. — Перебил женщину священник и смиренно склонил голову. — Матерь Церковь в лице малого совета курии уже признала свою ошибку. Я признал. Тебя оправдали. Сочли полезной. Даже дали… привилегии. Мне кажется этого вполне достаточно.
— Ты один тогда был против. — Прищурилась великанша. — Я помню.
— Да. — Пожав худыми плечами священник извлек из рукава рясы деревянные четки и принялся неторопливо перебирать изрядно потертые бусины пальцами. — Я считаю, что его святейшество слишком мягок. Возможно, опрометчиво мягок. И слишком часто прислушивается к светским властям. Церковь должна заниматься душами людей, а не политикой. Я не против того что тебя признали невиновной. Но шестой круг доверия… Я считаю, что к вам, северянам, стоит проявлять больше… осторожности. Вы рождаетесь в тени Разлома, живете рядом с мерзостью, зачастую пропитываетесь ей до самых корней своего естества. Вы сотни лет жили в дикости и по диким законам. И я считаю, что пройдет не одно поколение, прежде чем вы очиститесь от всего… бесовского, что в вас сидит. Сбросите волчьи шкуры. Но сейчас эта земля буквально пропитана ересью. И тянет к себе всю грязь. На фронтире проще спрятаться. Уйти от правосудия. Малефики, искаженные, тронутые порчей, авантюристы всех мастей и просто беглые преступники. И конечно вы. Ваши боги суть алчушие крови демоны, ваши обычаи прославляют насилие и смерть, считают жестокость — доблестью, кровожадность — добродетелью, обман — хитроумием…
— А еще у северян нет души. — Криво усмехнувшись, кивнула великанша. — А потому мы не люди, а только животные похожие на людей. И потому жрецы не дают нам есть святые лепешки белого бога. Только пить его вино. Знаю, слышала уже. Некоторые меня даже в дом бога не пускают, хотя я им знаки показывала.
— К полному причастию допускаются лишь те кто лишен влияния той стороны. А вы… слишком отличаетесь. — Медленно кивнул плебан. — Великий собор принял решение по этому вопросу. Вы признаны одной из… э-э-э… пород людей. И допущены к принятию веры в Создателя и Великую мать, а также к частичному причастию. Было решено, что вам не попасть в небесные кущи, но ежели вы раскаетесь и будите молится, то и преисподнюю тоже не попадете. Но многие, в том числе и некоторые священнослужители с трудом отказываются от старых… предрассудков.
— Старые предрассудки. Скажешь тоже. Просто каждый из нас имеет право на ненависть, да Ипполит? У любого народа мира есть счеты к соседям. — Великанша невесело усмехнулась. — Мой бог Создатель. Светлый бог. Меня посвятил большой жрец… то есть его преосвященство. А кто твой бог, Ипполит?
— А она ведь вас
