Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Из уст конунга «иное занятие» могло означать новую войну, помощь в уборке урожая или сбор ракушек на пляже — со Свеммелем ни в чем нельзя быть уверенным.

— Дьёндьёш — далеко не единственная держава, которая несправедливо обошлась с нами во время недавней смуты, — напомнил Свеммель и, нахмурившись, добавил: — Если бы повитухи действовали эффективнее, Киот с самого рождения знал бы, что истинное величие предназначено нам. Его все равно ждал бы топор палача, но, смирившись с этим раньше, он избавил бы страну от множества бедствий.

— Несомненно, ваше величество, — согласился Ратарь, понятия не имевший, кто из близнецов — Свеммель или Киот — на самом деле появился на свет первым. К армии одного из претендентов на престол, а не другого, он присоединился только потому, что печатники Свеммеля первыми добрались до его деревни. Через несколько месяцев юноша уже стал офицером, а к концу Войны близнецов командовал полком.

Что бы сталось с ним, если бы он вступил в войну на стороне Киота? Скорей всего, гнил бы в земле, преданный той или иной страшной казни.

Снова маршал отбросил раздумья о несбывшемся. Реальность и без того предоставляла достаточно проблем.

— Желает ли ваше величество обратить свой гнев на Зувейзу? Провокации на границе, затеянные зувейзинами, — Ратарь прекрасно знал, что провокации — дело рук самих ункерлантцев, но говорить об этом не полагалось, — дают нам полное право покарать дерзких, и…

Свеммель резко отмахнулся, и Ратарь смолк, склонив голову. Он просчитался, оценивая намерения конунга, — опасная ошибка.

— Покарать зувейзин мы можем, когда нам вздумается, как можем в любой час возобновить войну с Дьёндьёшем, — провозгласил Свеммель. — Значительно эффективней воспользоваться той возможностью, что не представится в будущем еще долго. Мы намерены сокрушить Фортвег.

— А-а… — протянул Ратарь и кивнул.

Что взбредет Свеммелю в голову, никто не мог предугадать. За прошедшие годы ошибались многие. Большинство из них уже перестало дышать. Немногие уцелевшие скрывались за границей. В пределах Ункерланта Свеммель мог настичь — и покарать — любого.

Не все идеи конунга бывали удачны — по личному мнению Ратаря. Маршал продолжал дышать, поскольку это мнение до сих пор личным и оставалось. Но если Свеммелю приходила в голову хорошая идея, то она могла оказаться… очень удачной.

Улыбка Ратаря походила, как часто бывало, на хищный оскал.

— Под каким предлогом мы ударим фортвежцам в спину?

— А нам нужен предлог? Мы не собирались утруждаться, — безразлично проронил Свеммель. — Фортвег, или большая его часть, по праву является нашим владением, хотя и отторгнута предателями и мятежниками.

Ратарь промолчал. Он ждал, подняв бровь. Даже столь ничтожное расхождение с мнением конунга могло привести его к погибели. Что придет Свеммелю в голову, никто не мог предугадать.

— Ну хорошо, — раздраженно бросил конунг, — если желаешь. Дозволяем переодеть пару наших солдат в форму фортвежских пограничников, пусть спалят пару наших воинов, а лучше — инспекторов в каком-нибудь порубежном городишке. Мы полагаем, что в этом нет ни малейшей необходимости, но если тебе так охота — мы дозволяем.

— Благодарю, ваше величество, — проговорил Ратарь. — Традиция требует предоставить повод для объявления войны, и приведенный вашим величеством прекрасно сыграет свою роль. — Маршал сомневался, что у него бы хватило фантазии придумать столь коварный план. Двуличие было у Свеммеля в крови.

— Продвигаясь вперед, — у маршала не было сомнений в том, что ункерлантцы будут продвигаться вперед, внезапно ударив противнику в тыл, — следует ли нам занимать также и земли, до Шестилетней войны принадлежавшие Альгарве?

— Нет! — Свеммель покачал головой. — Никоим образом мы не намеревались совершать подобное. Мы ожидаем, что альгарвейцы вернут себе прежние владения, и не намерены давать им повода напасть на наше царство!

— Превосходное решение, ваше величество, — промолвил Ратарь, стараясь не показывать облегчения. Кажется, Свеммель сегодня был в ударе и предусмотрел все. Ратарю приходилось сражаться с альгарвейцами в Шестилетнюю войну, прежде чем его полк взбунтовался и солдаты разбрелись по домам, и маршал не питал ни малейшего желания вновь встретиться с рыжиками на поле боя. — Если верить отчетам о битве при Гоццо, альгарвейцы вот-вот сами вторгнутся в Фортвег.

— Именно так, — ответил конунг. — И мы полагаем, что король Мезенцио не остановится на старой границе. Поэтому, чтобы вернуть наше законное достояние, Ункерлант должен действовать быстро. По нашему мнению, короля Мезенцио не остановит ничего, кроме необходимости.

— Даже становым караваном невозможно немедленно перебросить армию с западной границы в фортвежские пределы, ваше величество, — предупредил Ратарь. Он полностью разделял мнение Свеммеля об альгарвейском монархе, но и о собственном сюзерене придерживался схожего: тот и сам не умел остановиться вовремя. Это мнение он тоже держал при себе. — Обширные владения вашего величества показывают мощь Ункерланта, но они и задерживают движение по нашим просторам.

— Не трать зря ни единой минуты. — Свеммель плотоядно расхохотался. — Проклятие, как бы мечтали мы обернуться комаром в тронном зале Пенды, когда тот услышит, что Фортвег подвергся вторжению с двух сторон! Из-под этого олуха придется выгребать навоз!

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество. — Ратарь поклонился. — Также я, с вашего разрешения, отправлю часть полков в пустыню, на рубежи Зувейзы, как для того, чтобы вселить страх в голозадых дикарей, так и ради того, чтобы обмануть фортвежцев.

— Мы дозволяем, — согласился конунг. — И намерены следить за тобою непрестанно, маршал, дабы все наши повеления исполнялись с наипохвальнейшей быстротой. Мы не потерпим ни малейшей задержки. Тебе все понятно, маршал?

— Так точно, ваше величество. — Ратарь поклонился земно. — Слушаюсь и повинуюсь.

— Конечно, повинуешься, — безразлично заметил Свеммель. — С теми, кто отказывается повиноваться конунгу Ункерланта, поступают сурово. А с их семьями — еще суровей. Поэтому повиновение эффективно. — Он взмахнул рукой — не по-альгарвейски легкомысленно, а на ункерлантский манер, резко. — Иди, займись делом.

Ратарь снова пал ниц, ткнувшись лбом в зеленую ковровую дорожку. Маршал чувствовал запах собственного пота. Свеммель вызывал страх и неограниченной своей властью, и неудержимой своей натурой. Свеммель вызывал страх — чтобы отдать ему приказ. Как только что своему маршалу.