Эйдзи Ёсикава - Мусаси

– Отец в замке, – сказал он. – Вы будете его ждать?

– Нет, я отправлюсь к нему. Я, собственно, в замок и собирался. Можно Иори остаться у вас?

– Конечно, – улыбнулся Синдзо, взглянув на мальчика. – Паланкин вызвать?

– Пожалуйста.

Такуан отбыл в лакированном паланкине, а Иори уже был в конюшне и с восхищением осматривал гнедых и серых в яблоках коней. Иори поражал благородный вид этих лошадей, совсем непохожих на привычных ему деревенских кляч. Он недоумевал, почему военное сословие содержит столько лишних лошадей в стойлах, не используя их для полевых работ.

Резкий голос Синдзо вывел Иори из задумчивости. Мальчик ожидал, что его начнут ругать. Выглянув наружу, он понял, что гнев Синдзо обращен на сварливую с виду старуху с посохом.

– Как ты можешь утверждать, что мой отец прячется? Зачем ему притворяться перед старой каргой, будто его нет дома? – кричал Синдзо.

– Ой-ой, как мы рассердились! – язвительно отвечала Осуги. – Ты, наверное, сынок даймё. Я не впервые прихожу сюда, и постоянно хозяина нет дома.

– При чем тут твои визиты? Отец не любит теперь принимать посторонних. Зачем ты приходишь, если он не хочет тебя видеть?

– Если он уклоняется от встреч с людьми, то почему живет среди них? – не унималась Осуги, оскаливая зубы.

Синдзо подмывало обозвать старуху бранным словом и припугнуть мечом, но он не надеялся, что дерзость произведет впечатление на странную гостью.

– Отца нет дома, – повторил он. – Я могу передать ему твою просьбу.

– Спасибо за любезность, – ответила старуха и уселась на ступеньки веранды. – У меня ноги отнимаются. Я пришла кое-что сообщить о Миямото Мусаси.

– С ним что-нибудь случилось? – тревожно спросил Синдзо.

– Нет, я хочу сообщить твоему отцу, каков этот Мусаси. Когда ему было семнадцать, он ушел на войну и сражался при Сэкигахаре против Токугавы. Повторяю, против Токугавы. Потом он вернулся в Мимасаку и натворил там таких безобразий, что земляки от него отвернулись. Он перебил кучу народу, а теперь скрывается от меня по всей стране. Он – бродяга и опасный человек.

– Но позволь…

– Слушай! Мусаси начал заигрывать с невестой моего сына. Он и увел ее с собой.

– К чему этот рассказ? – спросил Синдзо.

– Для блага страны, – не моргнув глазом, ответила Осуги.

– Какая польза стране от грязных сплетен о Мусаси?

– Я слышала, что Мусаси хотят взять ко двору сёгуна.

– Где это ты узнала?

– От человека в додзё Оно. Собственными ушами слышала. Скотина вроде Мусаси не достойна лицезреть сёгуна, а уж тем более тренировать его. Военный наставник дома Токугавы – это наставник всех японцев. Я пришла предупредить твоего отца, потому что он, говорят, рекомендовал Мусаси. Понятно! – Осуги, переведя дух, продолжила: – Интересы страны требуют, чтобы я предостерегла твоего отца. И ты будь начеку, не верь ни одному слову Мусаси.

– Спасибо, я все передам отцу. – Синдзо старался говорить спокойно.

– Уж сделай одолжение, – произнесла Осуги и поднялась с чувством выполненного долга. Ее сандалии зашлепали к выходу.

– Мерзкая карга! – раздался мальчишеский голос.

Осуги озиралась, ища негодника, и увидела Иори, сидевшего на дереве.

– Угостись! – крикнул Иори и запустил в старуху гранатом, который лопнул, попав в цель.

– О-о! – завопила старуха, хватаясь за грудь.

Осуги погналась за Иори, который, спрыгнув с дерева, скрылся в конюшне. Она заглянула в дверь, вглядываясь в полумрак, и кусок лошадиного навоза угодил ей в лицо. Плюясь и ругаясь, старуха отпрянула от двери. Слезы хлынули у нее из глаз. Сколько ей пришлось пережить, защищая честь сына!

Иори наблюдал за ней с безопасного расстояния. Когда Осуги расплакалась, ему стало стыдно и захотелось попросить прощения, но возмущение клеветой на Мусаси жгло ему сердце. Иори кусал ногти, не двигаясь с места.

– Иори, посмотри на вершину Фудзиямы, – раздался голос Синдзо из верхней комнаты.

Иори радостно побежал на зов. Красота розового пика в лучах заходящего солнца вытеснила все неприятные мысли. Синдзо, казалось, тоже забыл о разговоре со старухой.

Страна грез

Иэясу передал должность сёгуна Хидэтаде в 1605 году, но сам продолжал править страной из резиденции в замке Суруга. Когда устои нового режима укрепились, Иэясу постепенно начал отдавать Хидэтаде бразды правления. Уступая власть сыну, Иэясу спросил его, как тот намерен ею распорядиться.

– Я буду строить, – ответил Хидэтада, порадовав отца.

Осака в отличие от Эдо был поглощен подготовкой к решающей битве. Военачальники готовили планы, гонцы скакали в разные стороны, отстраненным от службы полководцам и ронинам слали слова утешения, подкрепленные деньгами, копили боеприпасы, углубляли рвы полировали копья.

Все больше горожан переселялось с запада в Эдо, опасаясь, что победа Тоётоми развяжет новую усобицу.

В тот день Хидэтада, одетый в дорожный костюм, занимался любимым делом: выйдя за главное кольцо укреплений, он проверял строительные работы в Фукиагэ. Когда сёгун в сопровождении министров, слуг и буддийских монахов расположился на холме Момидзи, внизу поднялась суматоха.

– Держи негодяя! – кричал кто-то.

– Стой!

Двое плотников гнались за парнем из артели, которая копала колодцы. Тот убегал от них, как заяц. Нырнув за штабеля досок, он затаился на мгновение и затем бросился к лесам, еще не снятым с внешней стены, и начал карабкаться по ним вверх. Одному плотнику удалось ухватить его за ногу, и парень свалился на кучу древесных стружек. Плотники принялись его дубасить, но настигнутый землекоп почему-то не кричал.

– Что случилось? – заорал подбежавший самурай, надзиравший за плотниками. Следом подскочил и инспектор стройки.

– Эта свинья наступила на мой угольник, – возмущенно ответил плотник. – Угольник – это душа для любого плотника.

– Прекрати бить его!

– А если он наступил бы на твой меч?

– Ну ладно! Хватит шуметь. На холме сейчас находится сёгун.

Плотники примолкли, но один, из них заявил:

– Пусть этот малый извинится перед нами.

– Мы сами разберемся, а вы поскорее беритесь за работу, – распорядился инспектор.

– Покажись-ка! Ты копаешь колодцы? – спросил инспектор, схватив лежавшего за воротник.

– Да, господин.

– Почему ты здесь? Ваша артель работает на другом участке.

– Он и вчера здесь болтался, – вставил плотник.