Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
Метелица понятливо кивнул, потом рыкнул в небеса от полноты чувств. Его рык напугал птиц, сидевших под крышей каких-то непонятных цехов — сонные голуби с диким шелестом крыльев порхнули прочь.
— Так вот кого ты ищешь второй день. Орлов — лис как раз. Его в разведчики готовили.
— Вот же гадство… Зимовский отказывается пока что-то официально предпринимать.
— Скунсик, тут есть я. Меня как раз направили сюда для этого. Слишком большой процент несчастных случаев именно с магмодами. С одной стороны их тут как раз много, а с другой — на фронте они с такой частотой не мёрли от переохлаждений и синдрома Мендельсона*.
(*попадание содержимого желудка в дыхательные пути, в том числе и при алкогольном опьянении)
— И… Много?
— Десять за это лето, о которых мы знаем точно. Сколько на самом деле — я не знаю.
— И кто тебя страхует?
Уголки рта у Метелицы поползли вверх, обнажая острые зубы, — он явно пытался улыбнуться:
— Таюшка, это я тебя страхую, а меня страховать не надо. Ты, между прочим, добрая душа, два раза мне операцию сорвала.
— Думаешь, полиция в этом замарана? — быстро сообразила она. Впрочем, что-то в этом было.
— Не думаю — знаю. Пятеро умерших непосредственно перед несчастным случаем были задержаны полицией. Вот скажи, зачем это твоему Зимовскому? Задерживать, а потом отпускать на все четыре стороны?
— Зимовский не мой. И я не знаю, Гордей. Серьезно. Не знаю.
Он свободной рукой потер подбородок, и Тая улыбнулась в сторону — она не будет говорить, что его жесты весьма узнаваемы. Метелица заметил на ладони шерсть и, возмущенно рыкнув, принялся оттирать её о джинсы. Вот же невоспитанный парень. Сколько раз ему Тая дарила платки. Одно время даже глупостями занималась — вышивала на них монограммы, чтобы не терял в общей куче.
— Ладно, не бери в голову — я сам прошвырнусь по промзоне. Поищу твоего лиса-магмода. Вот и что людям неймется, а? Войны нет, живи и радуйся, так нет. Придумают гетто, нарисуют себе страшилок из военных магмодов и трясутся. Противно. Кстати, Тая, а чего ты такая квелая и бледная?
Тая пожала плечами:
— Устала просто. Три дня подряд таскаюсь по заброшкам.
Он внимательно вглядывался в неё чуть светящимися в темноте глазами:
— Таюшка, мне напомнить, кто кабана Кошкина, в два раза больше себя с поля боя вытащил? Ты ж нас тягала так, что стыдно потом перед тобой, такой хрупкой и изящной, было. Что-то с тобой не то, Тая. А что именно — я понять не могу.
Тая замерла, старательно прислушиваясь к себе. Она включила секундомер на походнике, вложила его в ладонь Метелицы и принялась проверять пульс. Он зашкаливал за сотню.
— Гордей…
— Ась?
— А ведь ты прав. Слабость ненормальная.
— Ты бы поостереглась, а? Есть мысли, что с тобой?
Если бы она знала…
Глава десятая, в которой Тая делится снами
Рельсы вильнули в сторону, и Тая шагнула на узкую тропинку, ведущую к дороге. Сюда уже доставал свет фонарей, лопухи вместе с чертополохом разошлись в стороны и идти было легко. Метелица молча шел сзади. Только и щекочет шею его обжигающе-горячее дыхание. Или это Тая снова оледеневать стала? Ей сейчас нельзя. Совсем нельзя.
Она пыталась понять, что же с ней происходит. Тахикардию можно списать на стресс. Незапланированное возвращение в Змеегорск, дед и его болезнь, нелепые сны, странные подозрения, Зимовский непонятный, не вылезший из детства. Сейчас даже Даша, искренне желавшая Тае добра, и змейки были раздражающим фактором. Если верить профессору Вишневскому, читавшему лекции по патофизиологии на втором курсе, то все, что выбивает нас из привычной обстановки, ведет к тревожности и повышенному уровню адреналина. И дисбактериозу — тот вообще возникает от любого чиха, вот любил Вишневский дисбактериоз. На эту чудесную болячку все повесить можно: от болей в животе до простуд и слабости. И ВСД до кучи можно себе поставить — то тоже вылезает в любой нестандартной ситуации. Можно кучу объясняющих происходящее с Таей диагнозов понаставить. Даже ту же паничку приплести тогда ночью с дедом, когда она увидела невесть что в зеркале ванной. Паническая атака, как одно из проявлений посттравматического расстройства. Умники в госпиталях утверждали, что всех после фронта надо сдавать в психушку… На опыты в отделения неврозов. Только Тая худо-бедно справлялась четыре года. Откуда это сейчас вылезло? Или все же хватит себе ставить диагнозы… Её взгляд устремился в темноту на близкий лес. Тот, словно почуяв её, зашумел, предупреждая, что не ей с ним тягаться. Прогулялась по природе, называется! И как лес умудрился нажраться её сил? Она же близко не подходила. Или это поле высосало из неё все силы? Или она просто засиделась в городе, в спокойной обстановке, расслабилась и размякла. Надо будет вернуться и пройти полное обследование, только и всего.
Тропа, поднявшись по крутому склону к дороге, пошла дальше вдоль отбойника. Раньше его не было и жить было гораздо проще, и добираться до папиной работы тоже. Метелица в лихом прыжке перебрался через отбойник и подал Тае руку, помогая перелезть.
— Кстати, покажешь сны?
— Условия знаешь, — Тая еле сдержала в голосе раздражение. Она знала, что это лучший выход из ситуации, но… Но отчаянно не хотелось.
Тая перебралась на обочину не так изящно, как Гордей, и принялась отряхивать джинсы от пыли. После вчерашней грозы грязи на отбойнике было много. Кое-где даже лужи до сих пор не просохли. Того и гляди, что проносящиеся мимо машины обрызгают с головы до ног.
Метелица стремительно отчитался — был бы с человеческим лицом, точно бы расплылся в плутовской улыбке:
— Вода, таблетка обезболивающего и самый вкусный завтрак в округе! — Он принялся перечислять: — огромная чашка капучино, гренки, яичница, свежие овощи… И я в придачу!
— Гордей…
Усовестить Метелицу ей ни разу еще не удавалось. Даже когда он пришел
