Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

– Падла, – отдувался Тарас, – массажист экстракласс…

– Спасибо надо сказать, – я вернулся под свой душ и с наслаждением вытянул руки вверх, – гляди, я какого панта у тебя оторвал.

Тарас поднял с пола зеленый рог.

– Фиу, – присвистнул он, – вот это забодай меня козел, ну это спасибо… Я с собой возьму.

– Уу, – я смывал мыло, теребил волосы пальцами, – над кроватью повесь. Трофей…

Тарас бросил рог на пол.

Некоторое время мы блаженствовали молча. Наконец Тарас сказал:

– А Наташка на тебя глаз положила.

Я молчал.

– Слышь?

– Слышу, – недовольно сказал я.

Дверь в душевую приоткрылась, и мы услышали голос Натальи Алексеевны:

– Мальчики, я вам белье положила на стулья. Когда кончите мыться, поднимитесь наверх по лестнице и направо. Моя первая дверь.

– Наталья Алексеевна – позвал Тарас, – что вы говорите, мы не слышим из-за шума воды… Подождите, сейчас подойдем…

Он подмигнул мне, и я громко сказал:

– Наталья Алексеевна, спасибо большое. Я все услышал. Все передам Тарасу.

– А что такое, – Наталья Алексеевна открыла дверь пошире, – у Тараса что-то со слухом?

– Нет, – в сердцах сказал я, – у него с головой, по-моему, нелады. Не заходите, – повторил я, – не надо, – и, посмотрев на Тараса, добавил: – Мы стесняемся.

Наталья Алексеевна прикрыла дверь.

…Мы оделись и вышли в коридор. Одна из дверей приоткрылась, и оттуда донеслось:

– Вы Наташины гости?

Тарас кашлянул:

– Ну, не совсем…

Тотчас заскрипела лестница, и мы услышали:

– Мальчики, вы готовы? Оделись?

– Ташенька! – из-за двери раздался елейный голосок – такой, что даже Тараса скривило. – Это к тебе пришли?

– Закрой дверь, Зоинька, – с металлом в голосе отвечала Наталья Алексеевна, – и не вмешивайся не в свои дела…

Дверь захлопнулась. Тарас стал одеваться.

– Наталья Алексеевна, – крикнул он наверх, – мы сейчас, сейчас.

Лестница заскрипела. Наталья Алексеевна ушла.

– Слышь, – заговорил он, – Жека, давай договоримся: ты, черт с тобой, обламывай Ташеньку, а я к Зоиньке пойду. Годится?

– Слушай, – я тебе так скажу: я не воспитатель и не сержант, делай ты, что хочешь! Иди ты хоть к прыгунам, хоть к царевнам, если такой эротоман.

Тарас махнул кулаком, и я увернулся.

– Тара, – я поднялся со стула, – ты очень уж нервный. Я ведь тоже могу. Да?

– А чего ты стебаешься? Врото… Врото… Как ты сказал?

– Научный термин, – я отступал по натертому коридорному паркету мимо дверей – одна, две, три… – коридор был невелик, здесь жили семьями, и даже в преддверии драки сердце радостно сжималось у меня от милой скученности этого уюта… – Научный термин, – повторил я, – обозначает человека, который думает только об одном – о женщине.

– А, – Тарас разжал кулак, – ну это другое дело. Это точно! Как меня в карантин запихнули, так я только об этом и думаю… А как мы наверху жили! Какие у нас с Джарвисом телки были! Мы одну в ванне из шампанского купали… Уу… Не то, что эта – моль белая. Тьфу! – Тарас плюнул и ткнул пальцем вверх. – Нет, у Зоиньки голосок ничего… ничего себе…

– Первая дверь направо, – сказал я, – так тут две двери. Одна и другая – напротив.

– Постучимся в обе, – махнул рукой Тарас, – ох, и обслуги у них!

Я подошел к одной из дверей и постучал.

Из-за двери раздалось грубое:

– Занят. А дежурит – Стас. Он мусорку не вынес.

– Извините, – сказал я и подошел к двери напротив.

– Все бабы, – заметил Тарас, – шкуры. Кроме мамы. Моей.

– И моей, – сказал я насмешливо.

– Хорошо, – согласился Тарас, – и твоей.

– И Джарвиса.

На сей раз Тарасов кулак врезался в дверь.

– Мальчики, – раздалось за дверью, – кто же так стучится? Вы же дверь с петель сорвете. Сейчас открою…

Наталья Алексеевна некоторое время возилась с замком. Тарас, потряхивая ушибленной рукой, выстонал сквозь зубы:

– Ты Джарвиса не трогай.

– Господи, – вздохнул я, – да кто его трогает? Тоже мне братство по оружию, телок они вместе в портвейне купали…

Дверь распахнулась. На пороге стояла Наталья Алексеевна, одетая просто и мило.

За ее спиной был виден накрытый стол.

В центре стола лежал шмат буженины, запеченной в тесте. Он громоздился аппетитно пахнущей бугристой горой. Он коричневел хрусткой даже на вид корочкой, а вокруг него была разложена зелень. Рядом стояла миска мелко нарубленной редиски с луком, залитой сметаной. Из черной латки показывала свой бок утка, набитая печеными яблоками. Гора свежайшего хлеба и – графинчик водки, запотевший, чуть подтекающий по стенкам.

– Проходите же, – позвала Наталья Алексеевна, – проходите… Что же вы стоите?

Мы вошли в комнату. Наталья закрыла за нами дверь и заперла ее на ключ.

– Гы, – засмеялся Тарас, – соседи жрать сбегутся…

– Да нет, – улыбнулась Наталья Алексеевна, – соседи у меня другое едят.

Мы сели. Тарас, не обинуясь, сразу налил себе полную рюмку всклянь, протянул графин мне. Я помотал головой.

Наталья Алексеевна уселась тоже, подвинула стул поближе к столу.

– Вы сами будете накладывать?

Я поглядел на голую смуглую шею Натальи Алексеевны, на полуоткрытую грудь и тихо сказал:

– Вам очень идет… это платье…

Тарас меж тем лихо взрезывал буженину, почти не встряхивая стол, так что водка в рюмке была неколебима.

– Сами, – чуть не пропел он, – самисамисами, Наталья Алексеевна, а я домашнее задание не выполнил и уже, как видно, не выполню. Я ни… черта не разобрался, где там у этой лягвы что расположено.

Тарас бухнул себе на тарелку кусок сочащейся буженины с вдавленными в мягкое мясо белыми чесночинками, зачерпнул салат.

– Двойку поставлю, – улыбнулась Наталья Алексеевна, рассматривая скатерть.

Она держала бахрому скатерти на ладонях и перебирала ее чуть-чуть, едва-едва тонкими длинными пальцами.

– Наталья Алексеевна, – Тарас поднял рюмку, – Наталья Алексеевна, – Тарас протянул дурашливо-обиженно, – ну не ставьте, а, двойки не ставьте! А то что получится? От прыгунов спасли, а двойку поставили?

Наталья Алексеевна засмеялась. И я поразился, услышав ее смех. Это был клекочущий, захлебывающийся, астматический какой-то "хихикс", нимало не соответствующий облику этой милой печальной женщины в платье с белыми отворотами, с глубоким вырезом, с ниткою бус на смуглой обнаженной шее.

– Вот это, Тарас Спиридонович, – сказала наконец она, отсмеявшись, – и есть жизнь, ее непреходящая сложность: спасти от прыгунов и поставить двойку за незнание анатомии царевен. А вы как бы хотели?

Наталья Алексеевна плеснула себе и протянула графин мне.

– Нет, нет, – я чуть приподнялся, – нет.Я… нет… Я… ну не надо… И вообще.