Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

– Феденька, Феденька, – укоризненно произнесла Наталья Алексеевна, – нельзя же так убиваться…

– Как вы их не боитесь? – радостно-льстиво спросил Тарас.

Наталья Алексеевна оглядела чисто вымытый пол, блиставший, как только что залитый и тут же застывший каток, положила извергающий воду шланг и пошла к кладовке. Она сунула руку в квадратное отверстие для шланга, пошуровала там немножко, щелкнула чем-то, и шланг, вздрогнув, захлебнулся.

Тарас принялся сворачивать его и впихивать в отверстие.

Это получалось у него ловко и ладно.

"Как бы не простудиться, – подумал я, стуча зубами, – однако с простудой в санчасть не возьмут."

Наталья Алексеевна подошла ко мне.

– Джек Никольс! – строго спросила она. – Как вы себя чувствуете?

Я хотел было ответить: "Спасибо, хреново", но вовремя спохватился и сказал:

– Наталья Алексеевна. Вы спасли нас от смерти.

Наталья Алексеевна покачала головой:

– Прыгуны не убивают безоружных. В крайнем случае, заплевали бы.

Наталья Алексеевна нагнулась и заколотила пробку в полу.

– Наталья Алексеевна, – завопил все еще не пришедший в себя от восторга вновь обретенной жизни Тарас, – Наталья Алексеевна! Я шланг сложил, как дверцу закрыть?

Прыгун прекратил лаять, сглотнул что-то и прямым ходом направлялся к обрадованному Тарасу.

Тарас попятился, готовый дать стречка.

– Тарас, – так же строго прикрикнула на него Наталья Алексеевна, – ни с места! Забыли уроки? Прыгуны безоружных не убивают, а убегающих бьют…

Тарас застыл. И если есть где-нибудь на планете памятник под названием "В ожидании разноса начальства", то этот памятник должен был бы быть похож на замершего Тараса.

– Федя, Федя, Федя, – нежно позвала Наталья Алексеевна, – Феденька…

Прыгун поворотил к ней морду.

Несмотря на холод, пронизывающий меня, я поразился тому, что бывает иногда и у рептилий осмысленное, почти человеческое выражение… "В чем дело, шеф?"- читалось на морде прыгуна.

– Туда, туда, – Наталья Алексеевна замахала рукой в дальний угол пещеры, где уже резвились друзья-приятели прыгуна, – туда, – настойчиво повторяла Наталья.

Прыгун мотнул головой резко, решительно, и коротко свистнул.

Жест и свсит были недвусмысленны, они могли означать только одно: "Заделаю вон тому мокрому козу-дерезу и пойду играть в лапту".

– Федя, – уже с заметной угрозой выговорила Наташа, – нельзя. Не-льзя. Не-льзя.

Она четко отделяла "не" от "льзя" – и прыгун понял ее.

Он развернулся, поджался, сгруппировался и прыгнул "вревх". Так называется этот сложный затяжной прыжок, совершенно бесполезный, ибо дает возможность спокойно прицелиться в распростертое, распяленное над тобой тело, – но исполненный особой отвратительной красоты.

Все так же дрожа, я задрал голову, чтобы проследить длительное парение прыгуна.

– Полетели на юг крокодилы, – запел издали вконец обнаглевший Тарас.

– Похоже, – засмеялась Наталья, подошла к Тарасу и защелкнула отверстие шлангохранилища.

Прыгун мягко приземлился на все четыре лапы, и прочие прыгуны заколотилив пол хвостами, выражая свое восхищение классным "вревхом".

– Мальчики, – сказала Наталья Алексеевна, – пойдемте… Вам надо помыться и согреться. Х/б здесь оставьте. Я на склад позвоню. Пришлют.

Мы пошли следом за Натальей Алексеевной.

Я старался идти быстрее, чтобы согреться. Тарас болтал без умолку, в его тарахтении было что-то не совсем нормальное, что-то пугающее, будто он хотел удостовериться в том, что вот же я, вот! – живой и здоровый: треплюсь, говорю, слова складываю. Я. Я! И звук моего голоса, не лай, не свист, не урчание…

Наталья Алексеевна остановилась у запертой двери, поискала ключ, открыла дверь.

– Заходите.

Я увидел мирный, комнатный коридорчик, стены в цветастых обоях, деревянную лестницу, ведущую наверх.

– Ох, – задохнулся от восторга Тарас, – я тащусь…

Мы вошли в коридорчик, и Наталья Алексеевна затворила дверь.

– Ребята, – сказала она, – вы сходите помойтесь, вам обязательно надо вымыться, с мылом, под душем… Струей шланга мало что смоешь, знаете ли…

– Что, – заволновался Тарас, – можем запаршиветь? То-то я чувствую…

– Чешется? – заинтересованно спросила Наталья Алексеевна.

– Ууужасно, – протянул Тарас.

– Немедленно под душ, – скомандовала Наталья, и в тоне ее команды слышался испуг.

Она чуть не бегом домчала до следующей двери, распахнула ее, щелкнула выключателем.

– Быстрей, быстрей, – она замахала рукой, – и воду, воду погорячей. Белье я принесу…

Второго приглашения не понадобилось. Мы опрометью кинулись в душ. Должно быть, оба одновременно вспомнили безгубое оскалившееся существо, заросшее уродливыми наростами.

Мы втиснулись в душевую. Три аккуратные кабинки, на полу – деревянные решетки, кафель…

– Мать честна, – охнул Тарас, – гляди! И мыло есть!

Зеленые куски мыла лежали в коробочках из жести, приделанных к душу.

Я снял нательную рубашку и кальсоны, бросил их на пол, пустил воду, встал под душ.

Я закрыл глаза, я блаженствовал.

Очень скоро я услышал покряхтывание Тараса и представил себе: вот я открываю глаза, а передо мной уже не Тарас, а…

Я открыл глаза. Тарас мылся в кабинке напротив, с удовольствием отскабливая свое тело. Вокруг него валялось множество маленьких, похожих на коготки кошки, зеленых наростов.

– Ты гляди, – он поднял какой покрупнее, – какая гадость на мне произрастала уже!

– Дда, – горячая вода обминала, обнимала тело – в нашей карантинной душевой текла только тепленькая водичка, – ты все отскоблил?

Я принялся намыливать голову.

– Вроде все. Вот на спине только погляди: ничего не торчит?

Тарас повернулся ко мне спиной. Из самого хребта, из позвонков вырастал, загибался здоровенный зеленый рог.

Мыло стекало у меня с волос и ело глаза; я подошел к Тарасу и сказал:

– Торчит.

– А… То-то я чувствую, чешется, падла; ты его мыльцем потри и пошатай…

Я стал намыливать рог. Он был мягок на ощупь и проминался под моими руками.

Я покачал рог – он подался, словно молочный зуб.

Тарас закусил губу:

– У, блин, садистюга, садирует. Рви его, быстро!

Я с силой рванул.

Тарас заорал. Я вздрогнул: вместе с наростом я оторвал большой кусок кожи и видел теперь сочащуюся кровью плоть Тараса.

Впрочем, рана зарастала довольно быстро. Уже поняв, в чем дело, я стоял наготове с мылом, и едва лишь на поверхности кожи стали появляться зеленые пупырышки, чешуйки, я кинулся затирать их мылом.

Тарас вопил. Я прекратил мыльные процедуры, когда кожа стала гладкой, белой.

– Падла, – отдувался Тарас, – массажист экстракласс…