Жан-Луи Фетжен - Эльфийские хроники

— А может, он сказал правду, — нарушил молчание принц.

— Что-что?

— Возможно, этот Кетилл и в самом деле видел, как какое-то войско проходит через Пограничную область…

— Зимой — вряд ли… Монстры боятся холода. Они живут в стране раскаленных углей и лавы, совсем рядом с первородным огнем, из которого они и родились — как, впрочем, и все остальные живые существа, если верить легендам…

— Нет, не из него, если верить монахам, отец.

— Ну да, монахам… Разумеется.

Кер, скинув с плеч меховую накидку, резко поднялся и подошел быстрыми шагами к столу, который был отодвинут со своего обычного места к стене. Поскольку в зале было темно, он не сразу нашел на этом большом столе кувшинчик с пивом и бокал.

— Ты отправишься туда, — сказал король, выпив пива. — Возьми с собой два отряда по двадцать рыцарей — те, которыми командуют баннереты Драган и Гэдон… Подумай, что тебе понадобится для похода, который продлится около месяца. Завтра ты отправишь конных лучников, чтобы они разведали для тебя путь, а также самых быстрых посыльных, чтобы они сообщили в Бассекомб о вашем прибытии. А я еще прикажу отправить голубей с кольцами. Так будет надежнее…

Пеллегун тоже подошел к столу. Его лицо засветилось такой большой радостью, что старый король счел нужным поумерить его энтузиазм.

— Не надо устраивать там никаких сражений. Если ты увидишь, что ситуация и в самом деле серьезная, пришли ко мне всадников с известием об этом, а сам запрись в крепости. Я прибуду туда со всем королевским войском менее чем через неделю… Ты меня понял?

— Я понял, отец.

Кер посмотрел куда-то в глубину зала и слегка помахал рукой одному из силуэтов, неясно виднеющихся в темноте.

— Аббон! — позвал он.

Гигант отделился от стены и, неуклюже шагая, подошел к тому месту, где его осветил огонь, пылающий в камине.

— Да, Ваше Величество?

— Ты должен будешь оберегать принца, как никогда раньше. Вы отправитесь в поход. Я рассчитываю на тебя: мой сын должен вернуться живым и здоровым.

— Отец, — вмешался Пеллегун, — мне кажется, что я смогу позаботиться о себе и сам!

— Да, конечно…

Кер улыбнулся и похлопал сына по плечу, а затем медленно повернулся и снова уселся перед камином. Когда Пеллегун уже уходил из зала, на пороге его остановил голос отца:

— Монахи… Их послушать — так весь мир принадлежит нам, в том числе и потусторонний мир! Ты правильно делаешь, что слушаешь их, но не верь всему, что они говорят. Религия придумана для простолюдинов. Не для королей…

— Мы и так уже потеряли довольно много времени!

Все посмотрели на Итилиона, который, ничуть не смущаясь, поднялся и — хотя и был небольшого роста — сумел посмотреть сверху вниз на членов совета эльфов, рассевшихся вокруг большого дуба, который рос в самом центре поляны.

— Вы сами слышали стенания леса во время Альбана Эльведа. Деревья, животных, саму землю охватил страх. Эта ранняя зима — нечто ненормальное. Вы почувствовали это не хуже меня.

«Зеленый эльф» замолчал и обвел сидящих внимательным взглядом. Большинство членов совета с обеспокоенным видом опустили глаза. Старая Нарвэн что-то бормотала и — похоже, в знак согласия — слегка кивала головой. Морврин выдержал взгляд Итилиона, чувствуя раздражение из-за того, что он осмелился повысить голос. Что касается королевы, то выражение ее лица по-прежнему было доброжелательным и любезным. Она сидела с выпрямленной спиной, положив ладони на свои обнаженные бедра, синевато-бледный цвет кожи которых, похожий на цвет снега, покрывшего все вокруг тонким слоем, резко контрастировал с коричневатым цветом опавших листьев, покрывающих землю под кроной большого дуба.

— Я рассказал вам о том, что делают люди на краю леса, — снова заговорил Итилион. — Они рубят деревья, сжигают их аж до пней, пашут землю, чтобы засеять ее зерном, строят дома… Они так рано или поздно доберутся и до самого сердца Элианда, если вы не станете ничего предпринимать!

— Не об этом сетовал лес, — пробормотал менестрель Ольвен. — Он боится чего-то другого…

— И что же тебе об этом известно? Вы в течение уже многих лун ничего не делаете, а вот нам все время приходится сражаться!

На этот раз первым из «высоких эльфов» отреагировал не Морврин, а Гвидион: он, чтобы привлечь к себе внимание, поднял руку.

— Рестан анод Итилион этхелинг, рестан не эгл…

Для тех, кто его услышал, звучание голоса старого друида было всего лишь шепотом, однако даже и этого еле слышного шепота хватило для того, чтобы всех успокоить. А вот на властелина Высокого Леса эти слова подействовали так сильно, что он шлепнулся задом на землю и долго сидел так с ошарашенным видом.

— Люди поступали плохо, и я считаю, что нужно брать в руки оружие и защищать лес, — сказал Гвидион с таким видом, как будто ничего не произошло. — Однако Итилион ошибается, когда он думает, что лес боится именно людей… Вспомните о нападении черных волков…

— Это, безусловно, не просто совпадение, — позволил себе вмешаться в разговор Динрис. — Людям, возможно, удалось тем или иным способом натравить волков на нас.

— Вместе с волками были кобольды, — возразил Гвидион. — Я что-то никогда не слышал, чтобы кобольды служили людям.

— Кобольды подчиняются только гоблинам из Черных Земель, — сказала Арианвен.

Она, судя по ее выражению лица, хотела сказать что-то еще, но вместо этого молча опустила голову. Это проявление слабости вызвало страх у всех — даже у старой Нарвэн. Тогда Гвидион развел руки в стороны и ухватился за ладони тех двоих эльфов, которые сидели рядом с ним справа и слева. Жестом головы он призвал всех делать как он и образовать что-то вроде круга.

— Расскажите о том, что вы почувствовали во время Альбана Эльведа.

— Каждый год холодный ветер заставляет ветки вибрировать так, как вибрируют струны моей арфы, — начал Ольвен. — Это грустная и медленная песня, объявляющая наступление зимы и тяжелых дней…

— Кроме страха перед зимой, есть что-то еще, — перебила менестреля Нарвэн. — Я пережила много зим, которые были порой такими холодными, что деревья трескались, а лисы замерзали до смерти в норах. Однако есть что-то еще… Что-то такое, что намного хуже.

— Я ничего не видел, — сказал Морврин. — И ничего не чувствовал. А затем я мало-помалу стал утрачивать равновесие и потерял сознание.

— Я тоже! — воскликнул Динрис. — Точнее, я не терял сознания, но мне казалось, что я вот-вот его потеряю. Меня стала мучить тошнота, я почувствовал какое-то невыносимое недомогание — как будто равновесие всего мира было нарушено.