Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Кем хотите господа хорошие тем и буду. — Прижавшись всем телом к юноше горячечно забормотала наемница. — Кем хотите… Все что угодно, только не губите… Спасибо, спасибо, спасибо… Век вашу доброту помнить буду..
— Барона тогда для начала перевяжи его, пока он кровью не истек. Проворчала дикарка и нагнувшись подняла с пола погнутый фламберг. — Починить сможешь? — Поверилась она к кузнецу.
— А?.. — С видимым трудом сообразивший к кому обращается Сив, здоровяк подняв голову и глянул на оружие осоловелым взглядом. — Нет. Чтобы такой клинок перековать длинный горн нужен, водяное колесо на молот, большие меха и несколько мастеров. Если сам возьмусь только металл попорчу.
— Жалко. — Отбросив клинок в сторону северянка снова забросив копье на плечо и повернулась к Агусту. — Пойду я пока, Ипполита позову, а то что-то он не торопится… — Безразлично перешагнув через лежащее на пороге тело одного из близнецов-охотников, северянка неразборчиво бурча что-то себе под нос толкнула дверь и вышла на улицу.
— Господин… В очередной боднув лбом сапог все больше отдаляющегося от реальности цу Вернстрома, стриженная огляделась по сторонам и видимо не найдя ничего лучше резко рванув подол собственной рубахи принялась споро перетягивать бедро юноши прямо поверх штанины. — Сейчас, господин, сейчас. Кровь остановим, а потом уже и раны вам почистим. А после уже хорошо перевяжем. Раны-то пустяшные, сразу видно ни жил больших ни суставов не задето, лучше нового будете, господин… Закончив с бедром кантонка, встав на колени склонилась к его предплечью. — И здесь рана тоже не тяжелая. Железка вскользь прошла. Искусный вы видимо, барон фехтовальщик. Снова раздался треск ткани и руку Августа сдавил слой импровизированного бинта… — Да-да… Очень хороший… Очень… И добрый. И справедливый. Вы только другим объясните, что не виноватая я. Боялась я их вот и молчала. Горячее дыхание арбалетчицв обжигало ухо и от этого юношу еще больше потянуло в сон.
Безучастно поглядев, на пытающуюся остановить сочащуюся из порезов кровь — продолжающую что-то бормотать, женщину, Август перевел взгляд на царящий вокруг разгром: сидящего у стены, с упорством умалишенного пытающегося приладить к макушке сорванный с черепа клок кожи кузнеца, бездумно глядящую на огонь скорчившуюся в углу, бормотавшую неразборчивые проклятия, хозяйку, разбросанные по избе изломанные тела, заливающую пол, стены и даже балки потолка кровь, распластанный на обеденном столе, не мигая глядящий в никуда труп ребенка, вторую девчонку скорчившуюся там где ее оставила Сив, перевел взгляд на чадящие, обгорающие на остановившемся вертеле тушки гусей.
«Я жив. Все еще жив.»
Было больно, раны саднили и отзывались на прикосновения гармандки вспышками боли. Нос юноши щекотал запах подгорелого жира, нечистот и меди. Август открыл было рот, чтобы сказать женщине, чтоб она была поаккуратней. И потерял сознание.
[1] Шелковая ткань сатинового плетения.
[2] Меч с корзинчатой гардой.
[3] Многие из безземельных рыцарей империи не брезгуют и наемничеством. Законы Ромула не только не запрещают подобную практику но и всячески поддерживают. Во всяком случае это намного лучше чем откровенный разбой на дорогах.
[4] Имеется в виду отряд наемников.
[5] Не убивай, не убивай!
[6] Я их боялась, потому с ними была. Они меня заставили.
[7] Прости, только не убивай пожалуйста, прости, прости, прости….
[8] Спорынья. Иногда ее действительно добавляют в пиво для «забористости».
Старые предрассудки
Несмотря на то, что избу уже успели прибрать — унесли трупы, поставили на место перевернутые лавки и сундуки, и даже щедро присыпали душистыми травами дочиста оттертый водой со щелоком пол, в доме старосты все равно пахло бойней. Восковые свечи кто-то потушил и убрал, дрова в очаге почти догорели, висящие над столом жировые лампы с трудом разгоняли темноту и в помещении царил полумрак. Неверные отблески красноватого цвета блуждали по бревенчатым стенам, лениво танцевали на потемневших от копоти потолочных балках и вспыхивали зловещими искорками на полированной стали сложенной на крышки ларей груды оружия и доспехов. Над огнем чуть слышно побулькивал — распространяющий вокруг себя манящий аромат подогретого яблочного взвара, чабреца, и мяты котелок. Второй сосуд, плоская, плотно закрытая крышкой медная сковорода стоял наполовину погруженной в рдеющие угли. Рядом, за расположенным у очага столом сидело четверо.
— Как он? — С громким стуком опустив полупустую деревянную кружку на свежеотскобленные доски стола, великанша подергала перетягивающую правую руку повязку, и тяжелым взглядом уставилась в переносицу сидящего напротив нее, пожилого, чем-то напоминающего растрепанного воробья ромейца. Выражение лица дикарки не предвещало ничего хорошего. Испуганно съежившийся старик, нервно облизал губы, невольно тронул наливающиеся на шее синяки, и отведя взгляд принялся с подчеркнутым вниманием разглядывать слегка трясущиеся, покрытые старческими пятнами пальцы.
— Учитывая его ранения и общее истощенное состояние организма… В целом неплохо… — Наконец произнес он надтреснутым голосом и на несколько мгновений замолкнув повернулся в сторону покоившегося на застеленной периной лавке, заботливо укрытого несмотря на царящую в избе жару теплым шерстяным пледом Цу Вернстрома. Барон выглядел неважно. Черты юноши заострились, кожа была бледна как мел, нос распух, под глазами залегли темные тени и если бы не редкое, почти незаметное движение грудной клетки его легко можно было бы принять за покойника. Старик вздохнул и покачал головой. — К сожалению на лицо, глубокое истощение жизненных сил и дисбаланс внутренних жидкостей… Слишком много желчи и флегмы. Мало красной крови. — Заметил он осторожно и пригладив, редкие, седые, похожие на пух едва вылупившегося из яйца цыпленка, волосы, снова опустил взгляд в пол. — Ожоги от клейм… Они были сильно запущенны, а уход за ними производил несомненный дилетант. Если бы не эти просто варварские попытки очистки ран, ему было бы несомненно намного лучше. — На мгновение осекшись ромеец бросил обеспокоенный взгляд в сторону упрямо выпятившей подбородок великанши и втянул голову в плечи. — К тому же порез на руке оказался намного серьезней, чем выглядит. У юноши глубокая резаная рана brachioradialis[1], надрезана крупная вена, повреждены сухожилья. Это чудо, что барон не истек кровью. Я все зашил, стабилизировал состояние, но даже при самом благоприятном исходе полное восстановление займет минимум пару месяцев. И его хватка уже никогда не будет такой крепкой как была. Мои настои сняли tumor и dolor[2]. Но calor[3], еще не спал. Также присутствует сильный rubor[4] вокруг ран, но господин Август молодой и крепкий юноша, и поэтому я очень надеюсь на positivum exitus[5].
Воцарившееся молчание длилось почти минуту.
— Ты голову-то мне не дури, Роджелус. — Глаза
