Дом, где живет чудовище - Мара Вересень
Я немного постояла, будто эти минуты, и так растянутые донельзя, что-то изменят, и взгляд появится, но нет. Теперь это стало случайным явлением, не привязанным ни к месту, ни ко времени. Поймав его, я замирала, где бы ни была и чем бы ни занималась в тот момент. Еще не прикосновение, предчувствие, тень тепла, если у тепла бывают тени. Кажется, я схожу с ума. Или скучаю.
В гостиной рассмеялись. Звук вывел меня из состояния затаенного ожидания, я развернулась и пошла прочь от стола, в свою комнату. Мне было жаль старого дивана с вытертой обивкой и уютными подушками. Он куда-то делся. Его заменили другим гарнитуром и другим столиком, сменили шторы, расстелили на полу тонкий бежевый ковер и убрали большинство кадок с цветами, выселив их наружу. Гостиная изменилась до неузнаваемости. И комнаты наверху, где я не бывала, должно быть, тоже. На третьем этаже, например, больше похожем на мансарду. И у моря. Я еще ни разу не была у моря.
Войдя к себе, я сменила синее служебное платье на легкую блузу и юбку и прихватила шляпку. Это все Орвиг. Всучил, заявив, что шляпка как раз и есть самое лучшее средство от обмороков на солнце.
Сегодня было ярко. Выходя, я кивнула нежащейся в солнечных лучах фонтанной деве и, шурша гравием, направилась к воротам. Взгляд скользнул в сторону, на ведущую к обрыву тропинку, но я дернула его обратно, как щенка за поводок. Этот запрет я не нарушала. Могла остановиться и постоять на дорожке, но не ходила туда одна …
Ноги замерли сами. Луч скользнул или ветер качнул волосы на затылке? Тень тепла. Очередное мое сокровище, как розовая шаль, что прячется в чемодане с травами, так и завернутая в хрусткую бумагу.
Пропало…
Я аккуратно прикрыла створку ворот и решительно зашагала направо по дороге. Кроны деревьев быстро сомкнули изумрудную арку ветвей над головой и в шляпке больше не было нужды. Я ослабила ленту и оставила головной убор болтаться за спиной, как часто делала в детстве. Мне нравилось побежать, чтобы шляпка подпрыгивала, стуча по лопаткам, и подгоняла нестись быстрее, особенно если дождь.
Раньше, давно, я любила дождь. И воду. Туманное озеро в старом имении отца. На рассвете там иногда можно было увидеть розовых цапель, и я выбиралась из окна по решетке для цветов и бежала через луг босиком по росе. Я заходила по щиколотки, держа в руках уже и так мокрый от утренней травы подол ночной сорочки, и замирала. Вода под одеялом тумана была теплой, а дальше, на отмели, почти в центре озера, танцевали цапли, и пронизанное светом марево завивалось под распахнутыми крыльями длинными жемчужными спиралями.
Спустя примерно час я остановилась, присела на случившийся рядом камень с гладким верхом. Видимо, не только я использовала его как скамейку, чтобы передохнуть. Заблудиться не боялась. У поворота, куда мне следовало свернуть как раз после камня, приткнувшись на краю укатанной колеи имелась деревянная шильда, указывающая направление к деревне.
С собой у меня была небольшая фляга с холодным чаем, которым я запаслась на кухне с самого утра и выслушала, как идти в деревню от Рин уж не знаю в который раз. Про запрет покидать поместье она не упоминала. А даже если бы и упомянула — это мой выходной.
Я честно поступила, как советовала мадам Дастин, но те травы, что мне доставили, идеально подходили для чая или отваров, но никак не для оберега. Никаких странных случаев с внезапными смертями больше не происходило, разговоры притихли, а я решилась на небольшое путешествие. Заодно прогуляюсь по берегу.
Черная лошадь нагнала у поворота. Глупо, но услышав перестук позади, я ускорила шаг. Было даже желание юркнуть под тень деревьев и притаиться между старых шершавых стволов, зажав рот ладошкой, чтобы не вырвалось ни звука, но меня все равно уже заметили. И записали в число закоренелых нарушителей дисциплины. Поэтому продолжила идти как шла.
Осаженная лошадь всхрапнула, повинуясь поводьям, забрала чуть вперед и преградила мне путь. Стек хлопнул по сапогу, я скосила глаза, остановилась, но головы не повернула.
— Дайте сюда ваши руки, мисс Дашери, — недовольно произнес всадник.
— Высечь хотите?
— Было бы не лишним, поскольку слов вы не слушаете.
Мы посмотрели друг на друга одновременно. Эдсель чуть сдвинулся в седле и, переложив поводья в левую, правую руку протянул мне. Маска, что была на нем, похожая на язык застывшего тускло серебряного пламени, нравилась мне больше холодной бело-золотой. А потом… Это солнечные лучи так упали. Как молния. Ветер наверху качнул изумрудные кроны и свет, прокатившись по маске, запутался в вязи узора. Ему больше некуда было деться, кроме серых глаз. А вот и гром — его раздраженный голос.
— Опять заставляете ждать?
— Будет лучше, лорд Эдсель, если каждый останется на своем месте. Вы продолжите свою прогулку, а я свою.
И, обойдя лошадь, направилась дальше по дороге. Время, что мы не виделись, сыграло со мной шутку. Не успокоило, наоборот.
Пусть бы он уехал. Отпустил меня.
Он отпустил. Ненадолго. Я не особенно слышала — сердце билось. И видела не особенно. Даже то, что было под ногами, что уж говорить про затылок и спину, где глаз вообще природой не предусмотрено.
Рывок вверх, заставивший ком сжатого, замершего в моей груди воздуха ухнуть в желудок. Затем каменная хватка ослабла. Поводья снова были в обеих руках. Красивые руки, уверенные, в молниях чуть проступающих над кожей вен, большие ладони, пальцы длинные… Колея дороги покачивалась внизу, а прямо передо мной чуть подрагивала блестящая черная лошадиная грива. Я шевельнулась, и локти Эдселя сжались по бокам, как тиски.
— Не ерзайте, если не хотите свалиться.
Я не хотела, падать с лошади — вещь малоприятная. Но чтобы остановить скольжение, мне нужно схватиться за что-то… За него. А он и так… Так близко, что я снова слышу звук метронома. Стучит быстрее. Или это мой пульс? Потому что когда Эдсель говорит, его голос касается моей кожи. Я слышу тепло его тела своим. Мои руки… Это страх заставляет их дрожать или желание обхватить его, опустить голову, чтобы метроном стучал под щекой
Два оглушающих удара, пауза как провал, обрыв, и снова набатом.
Как страшно… Страшно глупо… Стоило бежать сразу же, как я поняла, что он мне нравится. Но так хотелось остаться, а сад оплел ноги вьюнками, убаюкал шелестом, приворожил, привязал меня к
