Виталий Дубовский - Дожить до рассвета

— Не о себе просить стану, о сыне своем. Спрячьте мечи, братья старшие…

Стражи лишь молчаливо взирали на нее испепеляющими взглядами, позволяя подниматься дальше. Беспрестанно взывая к их милосердию, Чернава шла по ступеням, не видя никого и ничего — лишь сияющий престол Карны. Наконец, преодолев последнюю ступень, девушка замерла, пряча взор от ослепительного сияния богини.

Чей-то ласковый голос, так похожий на материнский, прошептал в ее голове:

— Спрашивай, дочь моя.

Чернава удивленно взглянула на богиню и увидела перед собой мать, восседающую на троне. Она улыбалась ей, улыбалась ласково и нежно, так, как улыбалась только в детстве. Чернава расплакалась, падая у престола на колени и обнимая ноги богини:

— Прости меня, мамочка! Прости меня, глупую, за то, что причинила тебе столько страданий. Обманули меня, ложью ослепили, смертью запугали! Прости, мамочка!

Мать улыбнулась, ласково возложив ладонь на ее чело, и прошептала:

— Я-то прощу, доченька. Простят ли тебя выше — не мне решать. Чего ты хочешь, милая? О чем просишь?

Не отрываясь от ее ног, девушка прошептала:

— О судьбе иной прошу. Не для себя прошу! Для дитя моего, коего в чреве вынашиваю. Погубила я его судьбу своей глупостью, матушка. Много горя и страданий принесет он в мир наш. Помоги ему измениться, прошу тебя.

Карна печально вздохнула, поглаживая Чернаву по голове.

— Судьбу изменить нелегко, доченька. Это не рубаху от грязи отстирать. Нить за нитью расплести надобно то, что Макошью соткано. — Она грустно улыбнулась, пристально вглядываясь в Чернаву, в причудливые узоры ее судьбы. — Да еще когда Морана свою черную нить вплела. А уж на ее нить — тысячи нитей крепятся. Лишь распусти одну — и все полотно распадется.

Богиня замолчала, задумавшись. Стоя на коленях, Чернава покорно ждала ее решения, не прекращая рыдать. Слезы сами рвались наружу, будто она хотела выплакать всю свою горькую долю до капли.

— Помогу тебе, чем смогу. Не в силах я отказать тем, кто просит за тебя. Любят их Боги. — Богиня улыбнулась, наконец-то приняв какое-то решение. Карна протянула к девушке руку, и на ладони ее засиял маленький ключик. — Возьми его. Как только отыщешь свой новый дом, запри в нем дверь этим ключом. Ни одному демону не по зубам будет открыть ту дверь. Даже отцу твоего дитяти. А теперь ступай, милая, проживешь ты свою жизнь в три дня. А затем ждет тебя иная судьба, то ли счастливая, то ли печальная — не берусь о том судить. Прими ее покорно, дочь моя, как вечное искупление. Ступай.

Чернава поднялась с колен, благодарно поклонившись богине. Приняв из ее рук сияющий ключ, девушка с надеждой сжала его в ладони, прошептав:

— Спасибо, матушка Карна. Век буду тебе благодарна.

Развернувшись, Чернава устремилась вниз по лестнице, радостно утирая льющиеся ручьями слезы. Богиня печально улыбнулась ей вслед.

— Хватит ли века, девочка, — прошептала Карна, потянувшись своей божественной ладонью к покрывалу мироздания. Выдернув ярко сияющую нить ее жизни, она завязала узелок: — Отделяю твою судьбу от иных судеб. Как змея жалит собственный хвост, так и жизни твоей по кольцу идти. Нет в ней более ни начала, ни конца. И быть посему из века в век…

…Вынырнув из молочного тумана, Чернава закричала от боли, схватившись за живот.

— Ой, мамочка!..

Стоя у окна, она с тоской смотрела на поле битвы. Шел второй день сражения за Асгард. Неприступные стены Дарийской столицы лежали в руинах, уничтоженные могучей волшбой. Безумные воины Стояна волна за волной накатывались на обороняющихся арийцев. Асгард утопал в крови и слезах.

— Вчера Ратибора убили демоны проклятые, — прошептал за спиной Чернавы старшина Беримир. — Легла бы ты, дочка, незачем тебе на смерть глядеть. Плохая примета для дитяти.

Ступив лишь шаг по направлению к кровати, Чернава упала на пол, застонав:

— Больно-то как, мамочка!

Беримир испуганно склонился над ней, поднимая девушку на руки.

— Потерпи, дочка, сейчас на кровать тебя уложу. Видать, время пришло твоему дитю на свет божий показаться. Я скоро, лишь за водой сбегаю. Потерпи…

Положив колдунью на кровать, Беримир бросился вон из опочивальни, причитая на ходу:

— Да что ж это такое? Одни мрут, а иным рожать невтерпеж! Ну да ничего, своих семерых на свет принял. Глядишь, и с этим обойдется.

…Вдруг в небесах грянул гром, и пронзительный детский крик разнесся над Асгардом. Взобравшийся на стену Стоян радостно отсалютовал мечом, прокричав:

— Здравствуй, сын мой! — В одно мгновение мрачные тучи затянули небеса, и в разгар весны на землю обрушился снегопад. — Плачь, Мстислав! Пусть Явь услышит голос своего будущего Владыки!

Правитель застонал, устремив свой взор к Капищу. Туда, где посреди моря возвышалась великая гора Меру. Губы его дрогнули, прошептав:

— Прошу тебя, Чернава, не позволяй ему плакать. Прошу, услышь меня!

Малюта разъяренным медведем метался по стене, сражаясь с лезущими через бойницы воинами. Остановившись на мгновение, он обвел сражение обреченным взглядом.

— Не выстоим…

Ледяной холод сковал землю, на сотни лет укрыв все сущее снежным покрывалом. Чернава споткнулась о лежащее на земле тело воина. Несчетное количество ворон кружилось в мрачных небесах, оглушая их своим голодным карканьем. Поле битвы усеяли тела павших воинов. Это было последнее поселение людей, уничтоженное ее сыном. Чернава пошатнулась от горя, опершись на торчащее из земли древко копья. Крикливые стервятники били крыльями, пытаясь докопаться до заледеневшего богомерзкого пиршества.

— Отец, я победил! Теперь этот Мир принадлежит мне!

Чернава обернулась на голос сына, испуганно поднося руки к груди. Молодой демон, раскинув крылья, радостно улыбался, глядя в ледяную даль. Его черные, словно смоль, волосы развевались на ветру. Сильная рука воина опиралась о меч, словно утверждая свое право на победу над телами поверженных им врагов. Огромная тень промелькнула над ним, укрывая землю. Ледея пошатнулась от сильного порыва ветра. Складывая за спиной громадные крылья, Стоян приземлился и обнял могучие плечи сына.

— Молодец, Мстислав! — ведьмак обернулся, взглянув через плечо на Чернаву. — Иди же, порадуй мать своей победой. Ведь это ее ледяное сердце дало тебе жизнь!

Молодой воин скривился в пренебрежительной гримасе, гордо вздернув подбородок.