Волчонок - Варвара Шихарева
- Они услышали тебя, Ирни!
Слепой немедля прекратил свои бормотания, и, оторвавшись от камня, неожиданно деловито осведомился:
- Вино, или какая другая брага ещё остались?
- Сохранил для такого случая, -- Ариен подал свою флягу сотнику, а тот резко и зло заметил:
- Не для обряда ты это держал, а чтоб нализаться втихаря! Я твою лисью душу знаю!
Рябой криво усмехнулся:
- Твоя правда, глава! Но ведь важно лишь то, что вино сохранилось, - но сотник на его оправдания лишь нетерпеливо взмахнул рукой:
- Не пытайся показаться умнее, чем ты есть на самом деле: я этого не люблю!
Получивший нагоняй Ариен немедля потупился, но остался подле сотника в ожидании дальнейших указов, а слепой, вливая в горсть багряную жидкость, начал старательно втирать её в вырезанный узор. Теперь каждое движение рук Ирни по камню заметно сгущало всё более явно упавшую на поляну тень, и по-прежнему сидящий рядом со мною Руген зябко повёл плечами и мрачно засопел. Сотник, в очередной раз огладив монолит, точно породистого жеребца, вернул флягу рябому:
- Остальное дай мальчишке, да смотри, чтоб вино ему в рот попало, а не на землю! - и снова приник лицом к камню.
Ариен быстро подошёл ко мне и, вытащив из моих зубов уже заметно изжёванную верёвку, велел Ругену держать мне голову, а сам, разжав мои зубы, принялся с тщанием выполнять наказ сотника. Я давился кислой и терпкой дрянью, непрестанно кашляя и пытаясь её выплюнуть, но Ариен не отступался, а когда фляга опустела, приказал Ругену взять несколько ремней и повыше привязать меня к монолиту. Через пару минут вся поляна стала видна мне, как на ладони, ведь Руген, выполняя наказ, исходил из понятий собственного немалого роста. Старательно стянув последний ремень, он тихо сказал мне: "Не трусь, серый", и поспешил убраться под облюбованные им деревья. Сделал он это как раз вовремя: рябой начал обходить выстроенное кольцо и поджигать траву в плошках. Я снова закашлялся, на этот раз -- из-за повалившего из них клубами едкого дыма.
Ариен покончил с плошками меньше, чем за минуту, и снова подойдя к монолиту, заглянул в мои слезящиеся от дыма глаза. Что-то в них, видимо, ему не понравилось, так как рябой, сердито зашипев, начал перетряхивать всё ещё находящуюся в его распоряжении сумку Ирни, и, выудив из её глубин обмотанный чёрною нитью пучок какого-то сухостоя, подпалил его и принялся водить им у меня перед лицом. Трава оказалась дурманной, да и перебродившей мерзости в меня влили достаточно, и вскоре я стал засыпать наяву: моя голова непрестанно кружилась, в дыму стали видеться змеи и черепа с горящими глазами и длинными космами, а в камне, к которому меня привязали, я вдруг ощутил пульсацию огромного сердца. Пытаясь разогнать окутывающий меня морок, я замотал головой, а Ариен, увидев это, усмехнулся:
- Он готов, Ирни. Можешь начинать!
Сотник коснулся лендовца рукой и приказал:
- Тогда подбрось побольше курений в плошки и уходи из круга немедля!
...Меньше чем через минуту дым уже полностью укутал поляну и мне начало казаться, что наступил поздний вечер, а время стало тягучим и вязким, словно мёд -- голоса лендовцев стали долетать до меня, словно издалека, а их движения казались мне странно замедленными. Понимая, что засыпаю и прижавшись затылком к серому камню,я пытался не отводить взгляд от вышагивающего под деревьями Ругена. Сотник непрестанно гладил мне волосы и шептал, словно убаюкивая:
- Когда спустятся сумерки, вновь откроют глаза те, кто ведают тайны -- их во мраке стезя...
Внезапно Руген повернулся к деревьям и, с грозным окликом выхватив меч, широко замахнулся им, целясь куда-то в густые заросли, но так и не успев нанести удара, повалился навзничь с разрубленным лицом, а из зарослей на поляну выскочил Ламерт, как никогда доселе похожий на разъярённого волка! Сотник, сообразив, что все его планы могут пойти прахом за считанные секунды, враз перестал насылать на меня сонные мороки, а хищно оскалившись, вцепился в мои плечи и хрипло, отчаянно взвыв:
- Отдай! -- сомкнул зубы чуть ниже моей левой ключицы. Его укус ожёг меня, точно раскалённое добела железо, и я забился в своих путах, отчаянно пытаясь освободиться.
- Держись, волчонок! Я иду! -- ничего не замечая вокруг, Ламерт бросился к монолиту, а за его спиной из клубов дыма бесшумно появился Ариен, сжимающий в руке тяжёлый, серповидный нож.
- Сзади! Берегись, отец! -- завопил я, что было силы, -- пульсирующий камень начал словно сливаться со мною в одно целое, а обезумевший сотник рвал зубами кожу у моей ключицы, дико хрипя:
- Отдай мне! Отдай!
... Ламерт обернулся как раз в тот миг, когда Ариен уже метнулся к нему в прыжке: на несколько мгновений две полускрытые клубами дыма фигуры слились в одну -- лезвие ариеновского серпа скользнуло по плечу отца, разрезая кольчужную вставку, точно масло, а рука лендовца вцепилась Ламерту в горло, но он, с неожиданной для своего сухого тела силой, оторвал от себя Ариена, словно слепого котёнка и, отшвырнувши его в сторону, прорычал:
- Сдохни, ублюдок!
Упавший спиною на каменистую россыпь, лендовец уже начал подниматься для новой атаки, но вдруг повалился обратно и, царапая скрюченными пальцами грудь, начал биться в жестоких корчах, а из его перекошенного ужасом рта потекла пена. Тот, кого я принимал за Ламерта, не стал добивать Ариена, а, тряхнув головою, решительно ступил в каменный круг, меняясь прямо на глазах: он заметно вырос, его плечи расправились и расширились, серый хвост рассыпался по плечам густыми, рыжими прядями, а узор истаял с лица так же, как и шрам!.. Я, теряя последнюю опору впереполнившимся горячечным бредом мире, прошептал нечто бессвязное, а Демер, оторвав от меня утробно ворчащего Ирни, сжал его плечи так, что сотник со стоном рухнул на колени.
- Будет тебе сейчас колдовство, лендовец! - черты князя исказились до неузнаваемости, и он, скривив губы в недоброй усмешке, рванул с лица сотника бинты. Ирни дико, по-звериному взвыл, в отчаянии вытягивая перед собою руки, и я, всё больше и больше сливаясь с камнем и мертвея, увидел, что под повязкой у сотника было уже не лицо, а спёкшееся, бурое месиво, посреди которого тяжело ворочались два страшных, налитых кровью глаза!
- Ты поднял руку на моего сына! -- пальцы Демера глубоко впились в обожжённую, гниющую плоть и из раздавленных глаз Ирни брызнула кровь. Сотник, корчась в жестокой
